— Ему не уйти от нас. Его следы будут видны в прерии еще несколько дней. К тому же ты поможешь нам. Если ты обещаешь нам вернуться, чтобы мы могли поставить тебя к столбу пыток, мы разрешим тебе присоединиться к погоне.

— Нет. Если уж мне суждено умереть, то пусть этот день наступит поскорее. Я не могу его дождаться.

— Да, ты настоящий герой, ибо только герой способен произнести такие слова. Мы все сожалеем, что ты бледнолицый, а не кайова.

Он ушел, а я был настолько любезен, что не сказал ему, что его сожаление не нашло понимания в моем сердце. Более того, я от души желал покинуть тех, кто так заботливо пытался устроить мою загробную жизнь. И покинуть их я собирался той же ночью и без единого слова прощания.

Пиду нашли быстро. Он примчался в стойбище на взмыленной лошади, сразу же направился в свой вигвам, затем навестил отца, а в конце концов подошел ко мне. Его бронзовое лицо было бесстрастно, но я догадывался, скольких сил стоило ему удерживать на нем выражение каменной невозмутимости.

— Сэки-Лата спас от смерти мою скво, которую я люблю, — сказал он. — Пида благодарит тебя за это.

— Пустое. Как себя чувствует твоя жена?

— У нее болит голова, но холодная вода и примочки снимают боль. Скоро она будет здорова. Однако моя душа больна и не излечится до тех пор, пока я не нагоню Сантэра и не верну себе мой мешочек с «лекарствами».

— Я ведь предупреждал тебя, что Сантэра следует остерегаться.

— Сэки-Лата всегда прав. Если бы наши воины послушались его сегодня и сразу же пустились в погоню за вором, он бы уже стоял здесь, привязанный к дереву.

— Пида будет преследовать Сантэра?

— Да, я очень тороплюсь и пришел к тебе только затем, чтобы попрощаться. Твою казнь придется отложить, хотя ты и желаешь умереть поскорее — так говорит Одно Перо. Но ты должен быть терпелив и ждать, пока я не вернусь.

— Так уж и быть, подожду.

Он понял мои слова по-своему и принялся меня утешать:

— Долгое ожидание смерти измучит твою душу, поэтому я приказал, чтобы за тобой ухаживали как можно лучше, но время пробежит быстрее, если ты согласишься исполнить мою просьбу.

— Какую?

— Ты хотел бы поехать со мной?

— Разумеется.

— Уфф! Я очень рад. Мы наверняка поймаем вора. Я развяжу тебя и дам тебе твое оружие.

— Постой! У меня есть условие…

— Слушаю тебя:

— Я могу поехать с тобой только свободным человеком.

— Уфф! Это невозможно!

— В таком случае я остаюсь!

— Ты будешь свободен, пока мы не вернемся обратно, а потом снова станешь нашим пленником. Мы требуем от тебя только обещания не убежать по пути.

— Так, значит, вы берете меня с собой только потому, что ни один след не укроется от моего глаза? Олд Шеттерхэнд — не ищейка, которую берут с собой на охоту, а потом снова сажают на цепь!

— Ты не изменишь своего решения?

— Нет!

— Пусть Сэки-Лата подумает о том, что будет, если мы не поймаем Сантэра!

— Я повторяю — нет! Я мог бы пойти с вами и изловить Сантэра, но пусть каждый сам заботится о том, как вернуть похищенное.

Пида не понял моего намека на то, что я сам собираюсь пуститься по следу вора и отнять у него украденное завещание Виннету.

— Я взял бы тебя с собой, — оправдывался он, — чтобы отблагодарить тебя за то, что ты вернул жизнь моей скво. Мне очень жаль, что ты отказываешься, но моей вины в том нет.

— Если ты действительно хочешь меня отблагодарить, исполни одно мое желание.

— Какое?

— Меня беспокоит судьба тех трех бледнолицых, которые прибыли сюда вместе с Сантэром. Где они теперь?

— В своем вигваме.

— Они свободны?

— Нет. Друзья моих врагов становятся нашими врагами, поэтому их связали.

— Они невиновны. Разве могут они отвечать за поступки Сантэра?

— Они говорят так же, но наш обычай велит отомстить и им. Они будут привязаны к дереву смерти и умрут вместе с тобой.

— Уверяю тебя, они не были сообщниками Сантэра!

— Для нас это не имеет значения. Ты предостерегал их, и они не захотели послушаться твоего совета. Теперь они кровью заплатят за дружбу с нашим врагом.

— Пусть молодой и благородный вождь кайова выслушает меня. Я знаю, что должен умереть мучительной смертью. Поэтому я прошу не за себя, а за них. Верни им свободу!

— Ты просишь отпустить их с лошадьми и с оружием? Это невозможно!

— Отпусти их в знак благодарности за спасение твоей скво, которую ты любишь.

Он отвернулся от меня, чтобы я не увидел на его лице отражение борьбы, происходившей у него в душе. Через минуту он сумел совладать с чувствами, впился в меня глазами и произнес: