— Шевелится! Шевелится! Слава Богу, шевелится! — узнал я голос Сэма.

— Точно, я тоже заметил! — сказал Дик Стоун.

— Смотрите, открывает глаза! Он жив! Жив! — добавил Билл Паркер.

Я и в самом деле поднял веки, но лучше бы я не открывал глаз, ибо ничего хорошего не увидел. Мы все еще находились на поле боя. Вокруг пылали костры, а между ними торопливо сновали апачи. Многие из них были ранены. Тут же, сложенные в два ряда, лежали убитые, в одном — апачи, в другом кайова. Первые потеряли убитыми одиннадцать человек, вторые — тридцать. Тут же находились и крепко связанные пленные кайова, ни одному из которых не удалось бежать. Среди пленных был вождь Тангуа. Неподалеку от нас лежал Рэттлер. Чтобы заставить его помучиться, апачи связали беднягу так, что его тело выгнулось дугой. Рэттлер издавал душераздирающие стоны. Все наши геодезисты и вестмены погибли во время нападения апачей. Убийцу Клеки-Петры оставили в живых, чтобы подвергнуть медленной, мучительной смерти во время церемонии похорон их белого друга.

Мои ноги и руки были связаны, у Стоуна и Паркера тоже, они лежали слева от меня. Справа сидел Сэм Хокенс. Его ноги связывал ремень, к которому за спиной была привязана левая рука, правую же, как я потом узнал, оставили свободной, чтобы Сэм мог помочь мне.

— Слава Господу! Наконец-то вы пришли в себя, дорогой сэр! — сказал Сэм, нежно поглаживая меня по лицу свободной рукой. — Что же с вами произошло?

Я не мог ему ответить, так как рот был полон крови.

— Выплюньте, выплюньте эту гадость!

Я последовал его совету, но все равно ничего не смог сказать, так как рот тут же снова наполнился кровью, и я лишь прохрипел нечто неразборчивое. Ослабев из-за большой потери крови, я то и дело терял сознание. Придя в себя в очередной раз, я еле слышным голосом попытался рассказать Сэму, что со мной случилось.

— Боролся… Инчу-Чу… Виннету… своим ножом… прикладом… голове… кто… не знаю.

Остальные слова застряли в горле. Только теперь я вдруг с ужасом обнаружил, что лежу в луже собственной крови.

— Тысяча чертей! Идиотизм какой-то! Ведь мы с удовольствием бы сдались, но апачи не слушали наших объяснений. Поэтому мы забились в кусты, ожидая, когда они чуть-чуть остынут, чтоб мне лопнуть! Мы думали, что вы последуете за нами, а вас нет и нет. Пришлось вылезать из кустов и отправляться на поиски. Гляжу — лежат, будто мертвые, Инчу-Чуна с Виннету. И вы тут же. Апачи вскоре встали на ноги, а вы нет. Я так испугался, что побежал за Диком и Биллом, и мы вернулись к вам, чтобы проверить, живы ли вы еще или совсем мертвы. Ну и, конечно, нас тут же поймали. Я объяснил Инчу-Чуне, что мы друзья апачей, что вчера хотели освободить его и сына, но он высмеял нас, и только благодаря Виннету мне оставили одну руку свободной. Он лично перевязал вам рану на шее, иначе вся кровь вытекла бы из вас, чтоб мне лопнуть! Вы можете сказать, что у вас за рана?

— Пробит язык, — прохрипел я.

— Тысяча чертей! Это очень опасно. Начнется жар, редко кто его выдерживает. Лучше бы это случилось со мной! Старый хрыч, вроде меня, более вынослив, чем мальчишка, который видел кровь разве что в кровяной колбасе. А других ран у вас нет?

— Удар прикладом… спина… голова… — ответил я.

— Значит, вас оглушили! А я-то думал, только удар ножа. Представляю, как страшно сейчас шумит у вас в голове! Но это пройдет. Главное, чтобы осталась хоть капля ума, остальное — дело наживное. М-да, опаснее всего язык, его ведь никак не перевяжешь. Вот и сейчас…

Последние слова Сэма я уже не слышал, так как опять потерял сознание. Вновь придя в себя, я никак не мог сообразить, где нахожусь. Слышался стук лошадиных копыт, меня качало, словно в колыбели. Открыв глаза, я обнаружил, что и в самом деле раскачиваюсь, так как лежал на шкуре убитого мной медведя, натянутой между двух лошадей. В этом гамаке я лежал так глубоко, что видел лишь две лошадиные головы и небо между ними. Солнце палило меня нещадно, а по всему телу растекался такой жар, словно мои вены заполнял расплавленный свинец. Губы ссохлись, а рот забила запекшаяся кровь. Я попытался вытолкнуть сгусток крови языком, но не смог им пошевелить. Мучила страшная жажда, но я не смог издать ни звука и опять потерял сознание.

Потом, в бреду, я сражался с индейцами, бизонами и медведями, убегал от погони, плыл по безбрежным морям. Долгие дни я метался в горячке, находясь между жизнью и смертью. Изредка память возвращалась ко мне, и я словно откуда-то издалека слышал голос Сэма Хокенса, а иногда видел над собой бархатные глаза Виннету. И вот наконец я умер. Меня положили в гроб и закрыли. Я явственно слышал, как на крышку гроба падали комья земли. Целую вечность пролежал я в этом гробу не в состоянии шевельнуться.

Вдруг крышка гроба поднялась и исчезла. Надо мной появилась чистая голубизна неба, а стены могилы провалились куда-то вниз. Что со мной происходит? Я приподнял руку и коснулся лба… «Слава Богу! Слава Богу! Он просыпается!» — услышал я голос Сэма Хокенса и повернул голову.

— Вы видели? Вы видели? Он дотронулся до лба и даже повернул голову!

Сэм наклонился надо мной. Его лицо излучало такую радость, что ее не могла скрыть даже густая щетина. И еще я заметил слезы в его маленьких глазках.