Беда пришла неожиданно. Ничто не говорило о том, что немцы собираются атаковать. За несколько дней — ни одного орудийного выстрела. Разведка не засекла появления новых частей. Штаб корпуса, расположившийся в селе Васильевке, был занят укомплектованием поредевших полков. Положение казалось устойчивым, прочным, И вдруг 27 сентября позвонил начальник разведки 5-й кавдивизии майор Кулемин:

— Товарищ генерал, немцы атакуют большими силами! Фронт прорван, дивизия разрезана пополам. Часть танков повернула к вам, на Васильевку.

— Когда?

— Вот сейчас, я их из окна вижу! Минут через пятнадцать будут… Кончаю, ведем бой!

Приказав Грецову приготовиться к обороне, Павел Алексеевич вскочил в «эмку», сказал шоферу:

— В хозяйство Хасина, быстро!

К счастью, танковая бригада была неподалеку, на окраине села. Прозвучал сигнал тревоги, со всех сторон ринулись к машинам танкисты. Павел Алексеевич поставил Хасину задачу: замаскировать танки во дворах и в садах, встретить противника губительным огнем с места.

На восточной окраине Васильевки уже гремели выстрелы. Фашистские стальные машины колонной двигались по улице, стреляя в обе стороны. Оставив «эмку», Белов по огородам, прыгая через плетни, побежал к штабу. Сзади Павла Алексеевича прикрывал Бобылев. Возле штаба оборонялось человек сорок. Пылала хата, в которой жил генерал. Чадил подбитый бронеавтомобиль.

Немецкая колонна прошла не задерживаясь. Хладнокровный Кононенко насчитал пятьдесят два танка. Там, куда они повернули, стоял истошный крик, ржали лошади, густо трещали выстрелы.

Охваченные паникой красноармейцы и местные жители бежали по дороге на Михайловку. Туда же устремились коноводы с сотнями лошадей, грузовики, повозки. Немцы расстреливали их из танковых пушек. Люди шарахались от дороги, повозки и машины сталкивались, опрокидывались.

Смотреть на это бегство, на эту бессмысленную гибель не было сил. А что сделаешь? Вслед за танками на улице появились немецкие мотоциклисты и грузовики с пехотой. Штаб, отстреливаясь, начал отходить к Михайловке.

Не помоги полковник Хасин, в этом бою погибли бы и тыловые подразделения, и коноводы, и многие работники штаба. Но Хасин точно выполнил приказ генерала. Когда голова вражеской колонны приблизилась к засаде, советские танкисты открыли меткий огонь. Немцам негде было развернуться. Потеряв несколько машин, они начали пятиться и ушли в сторону Штеповки. Следом распространялась пехота.

Павел Алексеевич перенес свой командный пункт в село Михайловку. Сюда к нему поступали неутешительные сведения. 9-я Крымская дивизия оказалась в окружении. Связь с ней только по радио. Белов приказал крымцам ночью выйти к главным силам по лесным дорогам. 5-я кавдивизия генерала Баранова, которую фашисты тоже пытались отрезать, сразу прорвала кольцо, но у Баранова осталось только два полка. Третий отброшен вражескими танками к Крымской дивизии, а четвертый отошел в Михайловку и прикрывает теперь штаб корпуса.

Радисты перехватили победное сообщение командира 25-й моторизованной дивизии гитлеровцев. Немецкий генерал доносил своему командованию, что кавалерийский корпус разбит и рассеян на мелкие группы.

Поторопился фашист с выводами, хотя положение конников действительно было неважным. В первую очередь требовалось быстро собрать части в единый кулак. А это затруднялось не только давлением противника, но и погодой. С вечера зарядил холодный проливной дождь. Раскисли дороги. Промозглый туман окутал леса.

Враг одержал серьезную победу, продвинулся на восток. Гитлеровцы захватили районный центр Штеповку — узел дорог. Туда вошли 25-я моторизованная и 9-я танковая дивизии из группы Гудериана. Остановились и ждали горючего.

Давно не слышал Белов столько упреков и нареканий, сколько посыпалось на него теперь. И поделом. Он сам строго взыскивал с подчиненных за каждую неудачу. Однако Павла Алексеевича удручала не столько потеря Штеповки, сколько упадок боевого духа в корпусе. Перед глазами стояла страшная картина панического бегства из Васильевки. Ничего подобного у конников еще не бывало. И если это случилось сегодня, то может повториться и завтра. Тревожный симптом.

Даже сам Павел Алексеевич не чувствовал прежней уверенности. Ослабла вера в свое мастерство, в умение найти выход из любого положения. Сказалась, вероятно, неудача под Ромнами, сказались большие потери. И еще неудача, и снова потери. И осень: холод, унылые горизонты, оголяющиеся леса, беспросветный дождь. Если уж у него, опытного, пожилого человека, тоскливо сжимается сердце, если даже к нему подкрадывается сомнение, то каково бойцам, особенно молодым, недавно попавшим на фронт?!

Сейчас корпусу нужна победа, способная вновь окрылить людей. Но можно ли думать об этом, когда дивизии едва начали залечивать раны? «Можно и нужно! — сказал себе Павел Алексеевич. — Наперекор всему следует подготовить победный бой. Эта задача самая главная».