– Насиделись, - длинный легко вскочил на ноги.
– Надо двигать.

– Куда?

Язык плохо слушался толстяка, да и ноги тоже. Он только жалобно скривился, не двигаясь с места.

– Куда, куда... К твоей ракете, куда же еще!

– А как же эти...

– Кто эти?

– Звери.

Длинный быстро огляделся. Толстяк прав, звери могут быть везде. И здесь тоже. Так чего, спрашивается, ждать? Надо прорываться, пока есть попутчик.

– Хватит рассуждать. Вставай и потопали.

Толстяк покачал головой. Он сидел на траве, упираясь локтями в колени, и пугач во внутреннем кармане впивался ему в бок. Толстяк боялся шевельнуться. Он почти физически ощущал свое скорое исчезновение в чреве неведомого зверя, и его тошнило. Длинный навел на него карабин.

– Мне это раз плюнуть, понял?

Толстяк поднял голову. Дуло было черненькое, небольшое и страшное, но он все равно остался сидеть. Не все ли равно, думал он, где и как умирать? И все же отвел глаза, потому что очень уж безжизненной была темная дырка, набиравшая черноты от глубины ствола.

Очнулся он от удара башмаков в ребра, скорчился, перевернулся на бок. По щеке стекала изо рта струйка крови, голова гудела, но резкой боли не было - наверное, опрокинулся на мягкий мох у подножия дерева. Толстяк приоткрыл глаза и совсем рядом, возле лица, увидел большие башмаки с засохшей грязью. В их тяжелой неподвижности было что-то ужасное и безжалостное. И никто не придет на помощь.

Длинный занес ногу для удара, но неожиданно поскользнулся на мокрой траве и грохнулся нескладно, боком, выронив карабин. А толстяк, увернувшись, с трудом встал на колени, потом на ноги, разогнулся и сунул руку во внутренний карман. Длинный потянулся было к карабину, но замер. Толстячок стоял в двух шагах, направив ему в лоб пистолет. Оказывается, он тоже малый не промах. На длинного пистолет направляли не впервой, и он знал - если сразу выстрела не было, то и не будет. И все же, и все же... Он напряженно следил за подрагивающей рукой. Хмырь не стрелял, кровь запеклась у него на щеке, и он свободной рукой пытался ее стереть. Если все образуется, с ним можно делать дела. Конечно, тем ребятам, что тут пропали, он и в подметки не годится, но выбора-то нет. Лишь бы не нажал на спусковой крючок. Я же его не убил. И не собирался, хотел только поучить малость. Моя промашка, не понял, с кем имею дело...

На голову ему посыпалась с дерева труха. Розовая птичка устроилась на ветке как раз над ним и по-прежнему долбила кору. Он судорожно дернулся, но поднять руку, чтобы стряхнуть с волос древесный мусор, не посмел. Толстячок заметил это и немного опустил пистолет.

– Ты сильная личность, - сказал он.
– А я нет. И это дает тебе право бить меня ногами. Но у меня есть оружие, и я пущу его в ход, если потребуется.

– Понял, - сказал длинный.
– Не горячись. Мир.

Он стряхнул с головы труху и сел, скрестив ноги. Но к карабину уже не тянулся.

– Слушай, - обратился он к молчавшему толстяку.
– Есть богатая идея. Точно, богатая.

Идея представилась ему удивительно простой и даже честной. Главное убедить толстяка, тогда они спасены. Раньше он что хотел? Запустить толстяка вперед и проверить, есть ли звери в ракете. Но теперь я сам пойду, подумал длинный. Пусть только даст пистолет. Не понимает он, что ли, остолоп непуганный, что нельзя здесь оставаться, сожрут бесследно. Как пить дать сожрут. И не заметишь, откуда подлезут.

Он и не подозревал, что спутник его уже решился. Надо возвращаться, чего бы это ни стоило. Домой. Туда, где его ждут. Риск велик, но бездействие еще хуже. Правда, как только он вспоминал о зверях, в груди делалось нехорошо; но вдруг они ушли? И бандюга этот вроде бы присмирел. Вот тебе и пугач, и вправду пугач.

– Эй, парень, - снова начал длинный, - ты только послушай.

Он говорил медленно, осторожно подбирая слова, чтобы они звучали убедительно и не страшно.

– Я понял, в чем дело. Звери эти для нас невидимые, а сами-то, небось, видят. И оружие наше видят. И скрываются. Может, в воздух подымаются, может, еще куда. Мы стреляем, понимаешь, и все мимо, а они потом - бац! И будь здоров. А пистолет - это тебе не карабин и не автомат, с ним вплотную можно подойти, и прямо у дверей из кармана шарахнуть. Это верняк, только спокойно, не промазать.

Толстяк молчал.

– Эй, ты не думай, - заторопился длинный, боясь, что толстяк откажется.
– Я первый с пистолетом пойду.

– Нет, - сказал толстяк.
– Я сам. Только у меня с глушителем пистолет, выстрела можешь и не услышать.

– Понял.

Длинный вскочил на ноги, покосился на спутника.

– Карабин подбери, - разрешил тот.

Вечерело. Птицы попримолкли, но несколько пташек, свиристя, неотступно следовали за ними, перепархивали с дерева на дерево. И больше - ни живой души, до самой опушки, до василькового поля.

Ракета толстяка стояла совсем близко к деревьям, можно добежать одним рывком, если только хватит сил. Длинный остался ждать, а толстяк медленно пошел вперед, сжимая в кармане пугач. На рывок сил не осталось. "Пусть не будет зверей, - думал он.
– Пусть их не будет. Не мог же я дать пугач этому малому, он бы сразу понял. Только бы не было зверей!"

Руки плохо слушались его, люк никак не хотел открываться. С трудом он откинул его и вошел внутрь. И внутри тоже никого не было. Никто не нападал. Оставив люк открытым, толстяк быстро прошел в рубку управления, захлопнул за собой дверь и прижался лицом к смотровому стеклу.