Скомкав листок, сунул его в карман и задумался. Задумался так сильно, что не заметил, как едва не наткнулся на начальника. Колосов попросил разрешения съездить в город. "В райком комсомола", - сказал он.

Начальник разрешил, и Колосов бегом бросился к воротам. В письме было написано:

"Милый Колосов.

Мне необходимо поговорить с тобой. Завтра я опять приеду в питомник. Теперь уже не на практику, а совсем на работу. Но мне необходимо поговорить с тобой до этого. Для меня это ужасно важно. Приезжай в город сегодня. Я буду ждать тебя в райкоме".

И подпись: "Кузьмина".

Колосов вернулся из города вечером, и первый, кого он встретил, был Пашка.

Пашка, необычайно взволнованный, бросился к другу. Он заговорил, торопясь и сбиваясь.

Колосов слушал молча. Пашка так волновался, что не заметил, какой странный, смущенный и растерянный вид у его друга.

– Ты все поймешь. Тебе я должен рассказать все, все...
– горячо говорил Пашка.
– Когда ночью я нашел мертвого Чока, когда я понял, что произошло с мясом этим, с ядом, со смертью, - я увидел, понимаешь, я глазами увидел, как он боролся. Умирающий, отравленный, без сил, он боролся со своим врагом. Тот, наверное, боялся кричать. Боялся шумом привлечь караул. А Чок, наверное, не мог залаять. Ты помнишь, как лаял Чок? Умирающий Чок не мог залаять, но нашел в себе силы свалить и убить врага. Знаешь, мне кажется, что я видел, как Чок пошатываясь подходит к нему, слегка пригибается к земле и молча прыгает на грудь, и человек валится, и Чок достает его глотку. Знаешь, о чем я думал там, ночью? Мы с тобой виноваты в гибели Чока. Да, да. Я и ты виноваты в смерти замечательного пса. Разве когда-нибудь Чок взял бы это мясо, если бы не приучали его к тому, что не я один могу кормить его? Я, я один виноват в этом. Знаешь, я еще подумал: имею ли я право демобилизоваться? Могу ли я уйти сейчас? Тем более, Таня...

– Таня?
– резко перебил Пашку Колосов.
– Она уже говорила тебе? Ты видел ее? Да?

– Нет, не видел, ничего она мне не говорила, но я подумал, что я должен, понимаешь, должен воспитать питомнику такого же Чока. А Таня Кузьмина...

Павел замолчал.

– Ну? Что Таня Кузьмина?
– нетерпеливо крикнул Колосов, хватая Пашку за руку.

– А Таня Кузьмина, может быть, вовсе и не так уж любит меня, - твердо сказал Сизых.
– Ты, Колосочек, никому не говори, пожалуйста, ничего. Рапорта начальнику я не подал и не подам. И с Таней говорить ни о чем не буду.

Павел повернулся и пошел, понуро опустив голову.

Колосов смотрел ему вслед.

Потом он сорвался с места, двумя прыжками догнал Пашку и схватил его за плечи. Павел обернулся, и лицо его было почти спокойно.

Колосов сказал ему очень тихо:

– Это замечательно - все, что ты говорил мне, Пашка. И мы замечательно будем работать вместе. И Таня Кузьмина получила назначение в наш питомник. И я...

Колосов задохнулся.

– И что же еще?
– слабо улыбнулся Пашка.

– Ты, Пашка, прости меня, - совсем шепотом сказал Колосов, - прости, милый... Я женюсь на Тане Кузьминой...

Одного из щенков Норы назвали в честь отца Чоком. "Чок Второй" значилось в журналах питомника.

Чок Второй рос очень быстро и был значительно крупнее своих ровесников. С возрастом он становился злее.

Павел Сизых, прикомандированный к нему с рождения, учил и воспитывал его.