Абдель Азиз основные государственные функции выполнял публично. В Эр-Рияде он садился на ступени своего дворца перед собранием гостей, горожан, простых бедуинов. На бивуаках он сидел у входа в палатку или же у мечети в тех селениях, где не было ни дворцов, ни крепостей. Его окружали местные шейхи, личная охрана из лучших воинов и преданных африканских рабов. Все они были вооружены саблями и пистолетами, некоторые – винтовками, кое у кого из рабов были тяжелые палки. Рабы выполняли и функции палачей.

Эр-риядский эмир разбирал споры из-за колодцев и пастбищ, племенных границ, распределения воды, собственности на верблюдов, обвинения в грабежах, иски о возмещении ущерба от полученных в драках ран. Каждый имел право обратиться непосредственно к нему. Иногда он был снисходительным и щедрым, иногда – жестким, легко вспыхивал, если слышал несправедливые или неаргументированные возражения. Он правил суд на основе шариата, но при этом учитывал и традиционное племенное право. Он имел власть над жизнью и смертью. Не было ни адвокатов, ни юристов, никто не знал об их существовании и не хотел знать. Он слушал доказательства двух сторон и принимал решения. Если он решал, что воровство доказано, виновному тут же отрубали руку и опускали обрубок в кипящее масло, чтобы прекратить кровотечение, потом всем присутствующим эту отрубленную руку демонстрировали.

Бывали случаи, когда родственники убитого обращались к нему с требованием наказать убийцу. Абдель Азиз мог приказать казнить убийцу, но не последует ли далее цепочка кровной мести? По обычаю страны можно было заплатить выкуп, чтобы не усугублять кровную месть между племенами и кланами, и он, как правило, назначал в таких случаях выкуп, и это решение принималось обеими сторонами.

Обо всех действиях и решениях правителя судили люди, которые разносили рассказы о нем по всей стране. Он должен был принимать решения быстро, быть справедливым и, если надо, жестоким. Он не мог спрятаться за государственную машину, которой еще просто не было, не мог создавать иллюзию мудрости. Он был и правителем, и военачальником, и судьей. Если бы он колебался, демонстрировал незнание шариата и обычаев или был несправедлив, то его не уважали бы как правителя, при первой возможности отказывались бы платить налоги и, самое главное, посылать воинов для участия в его походах. Он был абсолютным автократом. Но он был автократом по воле своего народа, который не знал, не хотел знать и не представлял себе другого типа правления.

В каждый город и оазис он назначал наместников, которые обеспечивали безопасность, собирали налоги и были готовы выставить воинов по его требованию. Обычно он выбирал их из представителей местной знати, если они не были его традиционными врагами. Иногда, если местная знать была настроена враждебно, он посылал из Эр-Рияда своего ставленника с сильной охраной.

Он подбирал местных правителей с большим вниманием, оценивая их характер и способности и хорошо зная, как действовать: или протягивать щедрую руку, или использовать железный кулак.

Когда он посещал какой-нибудь город или оазис, он виделся не только с правителем, но и со всеми нотаблями. Он вместе с ними молился, пил кофе, обсуждал местные проблемы, расспрашивал о делах, раздавал подарки. К неумелым, нечестным и особенно к нелояльным наместникам он не знал жалости.

Абдель Азиз связывал правителей и шейхов племен круговой порукой. Они нередко соперничали и с удовольствием доносили друг на друга. Он хорошо знал, кто с кем дружит, кто с кем состоит в родстве или кровной вражде, причины их ссор и соперничества. В случае необходимости он играл на их противоречиях. Мало того, из Эр-Рияда направлялись религиозные проповедники и их ученики, которые считали себя хранителями чистоты ислама и доносили в Эр-Рияд каждый раз, когда видели отступление от религиозной практики или нелояльность к правителю.

В начале второго десятилетия XX в. над эмиратом сгущалась опасность. Хотя Османская империя была слаба, она не отказывалась от своих аравийских владений. Достраивалась железная дорога в Медину. Турки давали деньги Джебель-Шамару, племенам, враждебным Абдель Азизу, – мутейрам и аджманам. Ходили слухи, что в Багдаде собиралось войско для вторжения в Аравию.

Но начались Балканские войны. Турки потерпели поражение от итальянцев в Ливии. Болгары наступали на Стамбул. В этой обстановке контроль над ничего не значащим куском пустыни для турок был второстепенным делом. Они перебрасывали войска даже из Эль-Хасы, даже из Месопотамии, чтобы сосредоточить их там, где возникла наибольшая опасность. Тогда Абдель Азиз увидел свой шанс выйти к Персидскому заливу и захватить Эль-Хасу.

Эта провинция постоянно притягивала к себе внимание правителей Эр-Рияда. Дело было не только в том, что они считали ее своей законной вотчиной. Богатые оазисы Эль-Хасы и таможенные доходы могли укрепить финансовое положение Ааль Саудов. Эр-Риядскому эмирату нужен был выход к морю. Но правитель Неджда по опыту жизни в Кувейте знал, что главная сила в Персидском заливе – англичане, и начиная с 1903 г. он делал попытки установить с ними дружественные связи.

В начале 1912 г. Высокая Порта, занятая войной в Европе, пыталась получить поддержку от своих отдаленных аравийских провинций или обеспечить их нейтралитет. К Абдель Азизу была послана делегация, которая вела речь, в частности, о направлении недждийских войск для поддержки турецкого гарнизона в Эль-Хасе. Правитель Неджда почувствовал, что скоро Эль-Хаса, как созревший плод, упадет ему в руки.

Население Эль-Хасы, измученное турецкими вымогательствами и гнетом, смотрело на недждийцев как на избавителей. Еще в 1903 г. российский консул в Басре писал, что османский мютесарриф в Эль-Хасе «своим самоуправством и лихоимством довел арабское население санджака до изнеможения».

«Власть турок над Эль-Хасой была призрачной, – доносило российское консульство в Басре. – В первых числах мая Ибн Сауд, собрав около 8 тыс. хорошо вооруженных арабов, внезапно вторгся в Эль-Хасу и произвел нападение на Хуфуф. Большого труда ему овладеть городом не представляло»2.