– Ну-ка, Сань попробуй еще разок, - Василий хлопает крышкой капота и отходит в сторонку, вытирая тряпкой машинное масло с рук.

Завожу. Слушаем. Вроде не стучит больше. Да неужели, блт?

Переглядываемся с дядь Васей, боясь радоваться раньше времени. Возимся с этим гребаным пазиком второй день. Новогодние праздники. На нормальную ремку не отогнать – все либо занято, либо закрыто, а мне группу завтра везти до ущелья. Еще и с детьми. Еще и с собственными.

– Валерич, ты проедься, - Василий крутит в воздухе пальцем, обозначая предлагаемый маршрут по нашей маленькой ремзоне.

Киваю, трогаюсь. Сначала тихо, потом резвее, переключая скорости и вслушиваясь в работу движка. На третьей опять стучит. Почти так же как с похмелья у меня в голове. Да твою мать, а! Торможу.

– Ни хрена, - констатирую факт, вылезая из дубовой кабины паза и от души хлопая водительской дверью, - Надо к Вазгену гнать.

– Да подожди ты, успеешь к Вазгену, Сань, - Михалыч недобро щурится на строптивого представителя отечественного автопрома, выбивая из помятой пачки сигарету, - Я ща Костяна позову, может и успеем до завтра, у тебя ж группа завтра, да? А там уж, если не успеем, оттараканим к Вазгену, добро?

– У Кости отгулы до десятого, сам же знаешь, дядь Вась, родственников на новогодние приперлась толпа, - возражаю, устало потирая ладонями лицо.

В нос ударяет крепкий запах сигарет, когда Михалыч раскуривает, и я непроизвольно делаю от него шаг назад, морщась. Отвратная вонь с бодуна. Это ж надо было вчера так нажраться, а...

Половину не помню. Как оказался один в нашей спальне, точно. Судя по Лизкину каменному лицу с утра - феерично оказался. Наговорил ей наверно что-то...Блять.

Впрочем, пошла она. И с лицом своим каменным, и с загонами, и вообще.

А чего она ждала, собственно, после вопроса «хочешь развестись», заданного с, сука, прямо надеждой в глазах?!

Хочу, Кисуль, хочу...

Хочу ремень достать. И наручники. И к батарее. Вот это прямо от души хочу иногда.

Воображение мгновенно рисует волшебную картину, как Лизавета в чем мать родила обессиленно и ласково скулит у радиатора, пережив уже стадию гнева и бодро топая к стадии принятия, а рядом с ней лоток и миска молока. И на лице моем невольно расплывается злорадная улыбка.

Я, конечно, так не сделаю, но можно ведь помечтать...

– ...ну так восьмое уже на календаре, - тем временем продолжает разговор Михалыч, не замечая, что меня в мыслях понесло куда-то не туда, - Ему эти родственники уже поперек горла, точно тебе говорю! Еще и теща там, и жена, у-у-у! Костян бедный там на сухпайке сидит, как пить дать. Примерного из себя строит...Ты ему коньячку пообещай, Сань, и закусочки. Трубку не успеешь повесить - он уже из капота пазика жопой торчать будет.

Михалыч посмеивается, выпуская щербатым ртом идеальное колечко дыма в сторону от меня.

– Да?
– чешу затылок, прикидывая.

Костя вообще может починить, это мы - дилетанты- любители, только что опять чумазые все. А у него руки от бога.

– Ну давай звонить.

– Ща наберу, - подмигивает дядь Вася, выуживая из кармана побитый телефон, - Ты давай пока, Валерич, метнись за магаром. И закусочки...Крылышки из вашей жральни ой как люблю... Покуришь?

Протягивает мне пачку сигарет, пока набирает номер.

– Не, - отшатываюсь я, - Вчера перебрал, от одного запаха тошнит.

– Так надо это...опохмелиться, - сообщает дядя Вася с видом знатока.

– Издеваешься, дядь Вась?
– я чуть не давлюсь от такой перспективы, смеясь, - Не, я не умею. Только еще хуже потом. Еще группа завтра с утра. Так расхожусь.

– И жена убьет, да?
– хитро подмигивает Михалыч, прижимая трубку к уху, - Поругались вчера небось? Тебя ночью Колька мой видел, как ты под утро неприкаянный по территории бродил.

– Да так, - отвожу глаза. Улыбка сползает с лица. Внутри как-то противно сосет, что это вот все на виду, - Нормально все, дядь Вась. Помирились уже.

Хотя я в этом, мягко говоря, не уверен. Но что еще остается сказать, да? Да и с Лизкой хрен поймешь, когда ты у нее еще виноват, а когда - уже нет. Остается только надеяться, что к вечеру, когда Кира со своим мужем свалит, ее отпустит.

– Да конечно, нормально, Сань. Что вам молодым делать- то еще. Ругаться да мириться. И мириться - оно лучше лежа. Это старые станете, и это лень будет, по себе знаю. А пока кровь кипит, оно самое то, - оно ободряюще хлопает меня по плечу, и мне дико хочется свалить в этот момент.