Инна Чурилова содержится в другой камере. Большой, на 40 человек. В таких казарменных условиях Чурилова никогда не была, так что не может в себя прийти. Благодарит психолога, который с ней каждый день общается. Видимо, без помощи специалиста она бы и не справилась.

Инна потрясена и ситуацией в целом, думает только о своем ребенке, которому всего годик. Сокамерницы ее всячески поддерживают, удивляются, как можно мать оторвать от дитя за какие-то публикации в соцсети…

Блогер и феминистка Татьяна Сухарева тоже содержится в большой камере. Ее дело тянется аж с 2014 года. Татьяну обвиняют в продаже поддельных страховых полисов. В первый раз она попала в СИЗО восемь лет назад, но ее скоро отпустили под домашний арест. И вот она снова в изоляторе, ждет апелляции. Видно, что феминистку все это дело и заключение под стражу измотали вконец. Из-за стресса она даже мысли с трудом формулирует.

Арест журналисток и других женщин за «экономику» и ненасильственные преступления — это жестокость, и она точно не вынужденная, а намеренная. У них есть жилье, работа, а главное — малолетние дети или больные родители.

История известной модели и блогера Анастасии Поляковой выбивается из этого контекста. Ее преступление — насильственное (в мае 2022 года Настя с подругой и приятелем в одном из московских дворов избили 45-летнего курьера стоматологической клиники, который сделал молодым людям замечание, и отобрали у него травматический пистолет). Но даже тут арест — мера более чем избыточная, ведь Настя москвичка и у нее на руках тяжелобольная мама.

Настя выходит из строя женщин. Рассказывает, что вменили часть 2 статьи 161 «Грабеж» (за нее предусмотрены принудительные работы на срок до четырех лет или лишение свободы до семи лет).

— Обычная драка, — говорит Настя. — Человек этот сам к нам подошел. Он первый напал. Все это мы снимали на телефон, запись есть, но в интернет она не попала. В сети оказался лишь кусочек видео с камер наблюдения, где видно только, как мы бьем. Как бы то ни было, мы выплатили пострадавшему компенсацию по 100 000 рублей. Никаких серьезных травм у него нет. Пистолет его стоит 7500 рублей. Зачем меня тут держать? У меня мама очень сильно болеет… Я уже на адвокатов потратила полмиллиона.

Настя не первая блогер-модель, оказавшаяся в этих стенах. И каждый раз можно констатировать: эти девушки не были маньячками, угрозы обществу не представляли, а потому могли бы остаться под домашним арестом.

В камерах душно, жарко. В больших хотя бы душ есть (в маломестных он не предусмотрен), но зато там тяжелее с сокамерницами. Представьте 40–50 женщин разного воспитания, образования, социального статуса, характера на одной маленькой площади. Даже просто не сойти с ума в таком месте — подвиг. Женщины так и говорят, что все силы тратят на то, чтобы сохранить себя.

Для них крайне важно выглядеть хорошо. В СИЗО есть парикмахерская, но услуга эта платная, а деньги на лицевом счете есть не у каждой. К тому же из-за большого количества заключенных в парикмахерскую огромная очередь, нужно ждать месяцами, чтобы привести себя в порядок. То же самое со спортзалом. Кто-то не может попасть туда больше месяца, а в камере от перенаселенности нет свободного пятачка, чтобы позаниматься спортом.

Старожилы вспоминают, что когда-то в СИЗО № 6 была йога, мечтают о ней… Сейчас кажется, что это просто фантастика.

— Прогулочные дворики — это какая-то насмешка, — говорит одна из арестанток. — Вы их видели? Это же пыльные цементные мешки.

Дворики мы видели — заключенная не преувеличивает. Собственно, их и двориками назвать трудно: закутки с бетонными стенами и полами. Сверху (не везде) виден лишь кусочек неба. Никакой зелени, лавочек, тренажеров там нет. И прогулка заключается в том, что женщины просто нарезают круги по периметру.

Но женщины говорят, что сейчас самый ад — в автозаках.

Вперед выходит немолодая заключенная, у которой разбито лицо.

— Что с вами? — спрашиваем мы.

— В автозаке по дороге из ИВС в СИЗО от жары потеряла сознание. Слава Богу, переломов нет. Но как выдержать очередную поездку в суд? На нее обычно в пять утра поднимают и возвращают в час ночи.

— А у меня эпилепсия, — вступает в разговор другая заключенная. — Мне противопоказаны душные помещения и тряска.

— У нас трое с эпилепсией, их нельзя вот так по жаре на автозаке часами возить, они же и умереть могут, — сообщает старшая по камере.

— А у меня лейкоз, — тихо говорит 56-летняя женщина. — Мне в гражданской больнице запрещали пользоваться душным автотранспортом. Я не могу ездить в автозаке. А скоро предстоит вывоз на суд. Что мне делать?

И что на это ответить? Хваленые автозаки конвойного полка ГУВД не имеют ни ремней безопасности, ни работающих кондиционеров, ни туалетов (а даже если есть, то пользоваться ими не разрешают, потому что непонятно, кто и как должен их потом убирать).

— Матрасы плохие, на них невозможно спать нормально, без боли, — продолжают женщины. — Мы просим выдавать второй матрас хотя бы тем, кто болен. Врачи не всегда на это охотно идут. Видимо, запаса матрасов нет. Ну и лекарства. Хорошо тем, у кого есть родственники, чтобы их купить. А что делать остальным? В медчасти практически ничего нет…