— Да, в школе милиции изучали, сдавали по нему экзамен, — ответил я ему.

— Научишься пользоваться разведопросом — проблем у тебя ни в работе, ни в жизни не будет. Это основное, что должен знать настоящий опер. Он тебе поможет как при беседе с нормальными гражданами, так и с жуликами. Не козыряй ни перед кем оперскими корочками: хвастовство у нас не приветствуется, как и карьеризм. Будь со всеми на равных. Опер — он как святой Серафим Саровский: к нему все люди идут за помощью, от простого рабочего до судьи. У них раз в жизни что-нибудь да украдут из квартиры или дачи. Ворам по барабану, у кого воровать. Вот поедешь с дежурным опером — насмотришься всего: от кражи детской коляски до убийств.

— А когда я поеду?

— Да завтра и поезжай. Чем быстрей войдёшь в русло, тем легче будет в дальнейшем. Сегодня пару подназорников с тобой проверим, но это будет вечером. Сам знаешь, им нельзя отлучаться с 8 часов вечера до 6 утра — а и то умудряются нас обманывать. Их проверяешь — они даже вида не подают, что собираются нарушить режим, но после твоего ухода — шмыг на улицу и пару норковых шапок с граждан снимут… Работа у них такая — воровать, а наша — ловить.

В кабинет, где меня на первое время определили, заходили оперa и знакомились со мной. Мне показалось, что они все готовы помочь на первых порах. Это меня успокоило — есть к кому обратиться, если что будет непонятно.

Вечером, как и обещал Владимир Иванович, мы пошли проверять поднадзорников.

— Александр, когда я буду тебя знакомить с ними, держись увереннее — не показывай вида, что ты ещё якобы «зелёный» опер, дух свой покажи. А то смекнут, что опера «слабенького» назначили на их участок. Молва у блатных быстро расходится, тебе такая слава ни к чему.

— А как свой дух показать?

— По обстоятельствам сориентируешься. Сейчас проверим «смотрящего» — знаешь, чем он отличается от «положенца»?

— В школе милиции нам об этом рассказывали. «Положенца» — назначают «воры в законе», а «смотрящего» блатные сами между собой выбирают — старшего и самого достойного по их воровским понятиям.

— Так вот. Нашего смотрящего зовут Володя Желтов, ему 27 лет, кличка у него «Хвост», сам небольшого роста, но хитрый не по годам. Жулики его выбрали, как и положено по их законам, — на воровской сходке. У него хранится и воровской общак — касса, — только никто её не видел, доступ к ней ограничен. Претендентов на эту должность было предостаточно, так, что ухо держи с ним востро. И ещё внимательно смотри и запоминай — может, в квартире находится посторонний, нам важно знать его круг общения. На следствии все жулики начинают врать, когда мы их начинаем к стенке прижимать: мол, этого человека первый раз видят и никогда не признаются, что знакомы с ним. Хоть покажи им фото, где в обнимку стоят, хоть наяву предъяви — всё равно в отказ идут, скажут — фотомонтаж. Жулики такого ранга на контакт с оперaми редко идут.

Мы позвонили в дверь — не прошло и каких-то двух секунд, как она открылась. На пороге стоял улыбающийся молодой парень в модном спортивном костюме «Адидас», с золотой коронкой на верхней челюсти. Точно радуясь нашему приходу, он раздвинул руки в стороны:

— Ка-а-кие люди — и без охраны!.. А я смотрю в окно и любуюсь закатом — уж больно красив. Подумал — хоть бы ко мне в гости оперa зашли, скучно вечера одному коротать… Во двор посмотрел, вижу — Владимир Иванович идёт, и с ним незнакомый мне человек. Дай, думаю, встречу их, всё-таки не чужие люди!

— Как дела, Володя? На работу не устроился? А то, сам знаешь, нас за вас строго спрашивают, должны работать все. Кто не работает, тот не ест! — сразу с порога спросил наставник. (Я понял, что это и есть «смотрящий».)

— Нет, не устроился. Пока не могу найти работу по профессии.

— А что у тебя за профессия? Напомни мне, — что-то я запамятовал. Небось ищешь, где набирают на курсы по изъятию кошельков из кармана? Так я знаю, где это — ИТК—1, могу походатайствовать, — сказал Владимир Иванович и они оба засмеялись.

— Был я уже там — неважно учат. Скоро устроюсь. Друзья пообещали непыльную работу на спасательной станции, — уже серьёзно сказал Желтов.

— Вот и хорошо. Как устроишься, справку с отдела кадров принесёшь. Познакомься — это твой куратор, Семёнов Александр Фёдорович, прошу любить и жаловать, — сказал наставник.

— Любить — не в моём амплуа, а вот жаловать — точнее, жаловаться — наверно, на него придётся. Вижу по его глазам — не понравился я ему, даже мысли его прочёл — он хочет меня быстрей упрятать в тюрьму… Или я ошибаюсь? — сказал Желтов, состроив устрашающую гримасу.

Я заулыбался. Выдержал минутную паузу, как бы давая ему понять, что мне его угрозы безразличны — не подавая вида, как нас учили в школе милиции.

— Я буду действовать, как написано в уголовном кодексе: нарушил его — получай своё. Это будет справедливо и по совести. Главное, «воры в законе» тоже придерживаются этих правил. Судьба оперов — ловить жулика, а у жулика — убегать, но делать всё нужно по закону.

Желтов выслушал мои суждения и поднял вверх руки, показав тем самым, что он испугался — якобы сдаётся перед моими словами.