Что пиво – любимый напиток леших и берегинь и оно вовсе не для того, чтобы хлестать его на посиделках, а чтобы поливать им корни священных берез.

Но больше всего Кирью поражало другое. Раньше она думала, что остров добродей – это их, рода Хирвы, кереметь, а дальше и человеческого жилья-то нет, только лес да край земли. Но как бы не так! Что ни день к полуденному берегу приставали лодки и в кереметь приходили люди, которые и одевались диковинно, и говорили чудно. И все они тоже звали себя ингри! Положим, о ближних соседях, роде Карью, девочка знала – по большим праздникам они ходили друг к другу в гости, и покойный брат Урхо сватал оттуда невесту. Другое селение стояло у истока Охто, Медвежьего ручья, что впадал в Вержу за излучиной, выше Лосиных Рогов, но там никто из рода Хирвы уже давно не бывал.

А был еще род Эквы – огромный, из пяти деревень, что раскинулись вдоль болот по кромке Мокрого леса. Болотные ингри гордились своей прародительницей – Древней Голой Женщиной, а попросту лягушкой. Сказания утверждали, что на нее, отдыхающую на камне, некогда наступил сам Юмо. Смущенный своей неловкостью, Отец-Солнце пожалел бедняжку и вдохнул в шкурку свой огненный дух. Вот бы к кому пойти солнцепоклонникам-арьяльцам!

Приплывали и другие, из дальних полуденных лесов, называвшие себя «дривы». Смешно выговаривая знакомые слова, рассказывали, что их род живет на берегу такого большого моря, что дальний берег еле видать, а крутые волны могут перевернуть лодку. А люди на той стороне озера вообще по-человечески не говорят и поклоняются Матери-Щуке.

– Смотри, еще немного, и тоже добродеей станешь, – говорил Мазайка, когда ему удавалось перекинуться словом с подругой.

Он сидел на мостках с прочей ребятней, занятой ловлей рыбы. В отличие от неприкосновенных птиц, рыба считалась даром водяниц – не забывать только благодарить их.

– Не стану, – отвечала Кирья, оглянувшись, нет ли где Локши, и усаживаясь рядом с ним. – Я к ней в ученицы не просилась. Она меня украла.

– Нас, – уточнил Мазайка. – И тебя-то хоть понятно зачем. А меня что здесь держат?

На Мазайку в самом деле будто никто и внимания не обращал. Хочешь, бездельничай, хочешь, рыбу лови – только с острова ни ногой. Казалось бы, что мешает сбежать? Берег-то вот он, и лодки никто не сторожит!

Но все было не так просто. Мазайка задумчиво тронул новую, только что вылепленную свистульку и вновь задумался над тем, что не давало ему покоя уже несколько дней подряд…

– Ты не спрашивала Локшу, как она отогнала Дядек? – спросил он.

Кирья покачала головой:

– Что ты, она разве скажет!

– Она дунула в какую-то тростинку…

– Это перо, – сказала Кирья. – Обрезок лебяжьего или гусиного пера. Он всегда при ней, висит на шее. Мы как-то плавали с ней там, за ивами. Вдруг по воде пошли большие круги – такие, что лодка закачалась. Локша тут же вытащила перо и подула. Никакого свиста я не слышала, но круги исчезли…

– Вот! – воскликнул Мазайка и быстро оглянулся – не подслушивают ли добродеины дети. Но те были заняты ловлей и болтовней.

– Это колдовской манок, – прошептал он. – Ах, как бы мне его раздобыть! С тех пор как я сломал костяную дудку, волки не приходят, и я не слышу их. И от деда ни слуху ни духу. От вержан так никто и не приплывал?

– Нет, – вздохнула Кирья.

– А ведь у тебя там брат, – напомнил волчий пастушок. – А у меня – дед. Почему он не приходит за мной? Может, с ним случилось что-то плохое?

– Не тревожься понапрасну, Мазайка, – с сочувствием глядя на него, сказала Кирья. – Тут другие боги. Лесным духам сюда путь закрыт. А что может Вергиз без их помощи – обругать Локшу да треснуть ее веслом? Он уже старый…

– Тсс! – Мазайка схватил подругу за руку, призывая к тишине.

Мимо мостков проходили, смеясь, две молодые добродеи. Одну Кирья уже знала – разговорчивая охтянка по имени Айне. Другая, румяная и курносая, вовсе непонятно какого племени. Будь она обычной девицей, по вышивке на ее платье легко было бы сказать не только из какого она рода, но даже из какой семьи. Но, уходя в кереметь, девы навсегда порывали с домом. Все они считались дочерьми Матери Видяны.

– …Помолитесь, говорит, о дожде, чтобы наконец перестал! У них, понимаешь, выжиги заливает, льны на корню гниют…

– Так ведь о дожде – это в Дом Ветра!

– Я им и говорю – что ж вы к Варме-то не пошли? А они – дескать, обрушился на Дом Ветра божий гнев! Все как есть развалило. Жрец тамошний Ашег получил небесным камнем по голове, почти ослеп…

– А ты что?

– А я им сказала – Видяну о дожде не просят! И не повезла его в кереметь.

– А Высокая что сказала?

– Все правильно, говорит, сделала… Эй, Кирья! Тебя Мать Локша ищет. Пора травы собирать!

Кирья со вздохом поднялась на ноги.

– Не понимаю я, чего она от меня хочет, – сердито сказала она. – Я же ничего не смыслю в травах. А она все спрашивает – эту брать? Ту брать?

– Может, не травы она ищет? – пробормотал, будто про себя, Мазайка.

– А что?

Мазайка повернул белобрысую голову, убедился, что молодые добродеи отошли подальше, и тихо сказал, потянув за висящий у него на шее кожаный ремешок:

– Погляди-ка…

– Ух ты! Новую сойку сделал?

– Это не сойка…