Он успел как раз вовремя, притаившись в кустах неподалеку от задних ворот, ведущих к зверинцу. Рядом с ними на широком каменном мостике, скучая, топтались трое стражников. Пожалуй, мохначу бы не составило труда скрутить их и завязать узлом, но дело требовало скрытности, и сейчас представлялся очень удобный случай. Ворота зверинца отворились, и на повозке, запряженной парой быков, выехал пожилой возница, до глаз замотанный тканью, пропитанной кислым вином. Стражники, у которых подобной защиты не было, с проклятиями шарахнулись в стороны. Полная навоза телега ароматом слабо напоминала цветущий сад.

– Куда ты прешь со своим дерьмом? – заорал старший из стражников. – Приказа не слышал? Храм покидать запрещено!

– С позволения сказать, – почтительно откликнулся раб, – это не мое дерьмо, а звериное…

Аоранг замер в кустах. Как бы привлечь внимание возницы? Он вздохнул и прикрыл глаза, мысленно обращаясь к быкам. Вскоре, отвечая на его зов, они замедлили шаг и медленно повернули тяжелые головы в его сторону. Возница поглядел туда же – и, остановив телегу, принялся обстоятельно рассказывать стражникам:

– Вот это, к примеру, бычье, а вон там ослиное. Тут, извольте заметить, козье, – указывал он, разворачивая быков так, чтобы те оказались между стражниками и Аорангом.

Тот стремглав кинулся в его сторону и спрятался за деревянным бортом телеги.

– Ты что же, издеваешься?!

– Как можно? Я думал, вы для себя интересуетесь. У нас многие для полей и огородов навоз берут. Полагают, что ежели из храмового зверинца, то с особой благодатью. А как по мне… – возчик скосил глаза на Аоранга и продолжил тише, будто открывая страшную тайну, – дерьмо, оно и есть дерьмо.

– Да какая разница? – рявкнул командир заставы. – Вся Аратта скорбит по государю!

– Ой не говорите! Мне и самому его так жаль, что и не пересказать. Да только быки когда в грусти, они лишь пуще…

– Ладно, кати уже отсюда, чего встал!

– Ну как скажете.

Возчик хлестнул быков.

– А то, может, себе наберете?

Аоранг тем временем уже проскочил внутрь двора и успел спрятаться за ближайшей клеткой. Привратники, затворив ворота, бросились к нему со всех ног.

– Аоранг?! Тут все говорят, что тебя обвинили в измене и кинули в подземелье! Как ты спасся?

Мохнач поглядел на светлеющее небо:

– Потом расскажу. А сейчас время созывать куниц.

Служители зверинца побежали за клетками. И в самом деле, наступало время заканчивать ночную охоту этих юрких зверьков. Куниц в храме Исвархи было великое множество. Каждую ночь служители запускали их в храм, и взращенные на крысином мясе хищники пускались истреблять серых хвостатых вредителей, которые грызли и портили все, до чего добирались. Но к рассвету, когда начиналась первая служба, куницы должны были снова находиться в клетках, дабы не крутиться под ногами жрецов и не отвлекать их от обрядов и гимнов.

Конечно, с этим делом служители справились бы и сами. Но только воспитанник Тулума мог войти в храм, поманить первую попавшуюся на глаза куничку, и все они радостной гурьбой устремлялись к нему. Разевая зубастые пасти, они наперебой хвастались Аорангу удачной охотой, и для каждой у него находилось доброе слово и угощение. Если Аоранга не было, служителям приходилось выискивать стремительных зверьков по всему храму, приманивая их лакомствами. А те все норовили улизнуть, забиться в какую-нибудь щель, чтобы потом, нагло распушив хвост, разгуливать по алтарю Исвархи прямо во время богослужения. Это место им почему-то нравилось больше всего.

Аоранг считался хранителем храмового зверинца, хотя никто никогда не назначал его таковым. Даже без оглашения воли святейшего Тулума всякий и сам понимал, чье слово здесь будет решающим и окончательным. Аоранг долго мог о чем-то беседовать с медведем, и как казалось прочим служителям – не просто разговаривать, а спорить, вызывая у матерого зверя то веселье, то негодование. Даже угрюмые злобные туры, завидев Аоранга, поднимали рогатые головы и приветственно фыркали, когда он подходил к ним и заботливо спрашивал о здоровье.

Аоранг прошел мимо длинного ряда с клетками для жертвенных животных и птиц. Все они были обречены, но воспитанник верховного жреца знал, что как только их дух расстанется с плотью на жертвеннике, то сразу соединится с духом Исвархи в небесном сиянии, наполняя радостью все живое, – в отличие от прочих зверей, которым предстояло снова и снова рождаться заново.

В дальней трети зверинца обитали особые звери, которым порой открывалась воля Исвархи. Большую часть времени они проводили без клеток. Лишь когда храмовые слуги привозили еду, звери возвращались к кормушкам, чтобы отобедать, а заодно и пообщаться со своими вожатыми-жрецами. Первым и лучшим из них был сам Аоранг. Звери – псы, от совсем мелких гадательных собачек до огромных, почти с теленка, уханов, каких в старые времена лесовики использовали для охоты на медведя, а сейчас для боя; черные вороны, подозрительно глядящие на всякого, кто смел подойти близко; священные белые кони – все они, завидев мохнача, спешили к нему без всякого зова.