— Все так и есть! — послышалось вокруг. — Учай нынче всю Ингри-маа под себя подмял. А роду с того что? Где наш прибыток? Торчи на горушке да бревна ворочай…

— Этот всех изведет! — мрачно процедил еще кто-то.

— Цыц! — перебил их молодой Райво. — Если все со мной согласны, стало быть, время подходит Толмаеву сыну дать от нас всех ответ! А Кирья огневолосая с волчьим мальчишкой путь идут куда хотят.

— Да может, девка и вовсе неживая, — добавил кто-то. — Она вон привела в родной дом зверя из-за Кромки. Разве живые так поступают?

— Пусть идет прочь, откуда явилась! — загомонили вержане, еще сильнее испугавшись возможной нежити. — Не открывать ей ворот! И Мазайку пусть с собой забирает. Не надо нам тут бродячих мертвяков!

В родной избе было темно и сыро, как в погребе. Кирья с трудом открыла разбухшую дверь, заглянула внутрь, моргая, чтобы глаза привыкли к сумраку. Изнутри пахнуло нежилой сыростью. Дом не просто выстыл — он будто умер. Как те избушки без окон и дверей на деревьях в селении Дедов…

Кирья почти заставила себя войти.

Тут еще кое-что надо было забрать, если не унес Учайка. И если запасливые сородичи не растащили. У отца было много хорошего — бронзовые топоры, ножи… «Надо бы взять копьецо и лук», — подумала Кирья, шаря взглядом по закопченным бревенчатым стенам. Лука не нашла, взяла небольшой топорик.

Никто ничего не тронул. Не посмели.

«Мы дети Толмаевы! Батюшку уважали, а нас с Учайкой боятся», — с мрачной гордостью подумала Кирья.

Когда глаза привыкли к темноте, Кирья сперва забралась на лавку и принялась осматривать божницу. Там теснились все привычные охранители: рогатый пращур Хирва, выточенный отцом из соснового корня, рядом потолще — Мать-Лосиха, за ними пучеглазые домовые духи. Они сторожили нечто, завернутое в тряпицу.

Внутри тускло блеснул золотой кругляш с тиснеными треугольными лучами-стрелами на золотом обруче. «Не из награбленного ли?» — брезгливо подумала Кирья. Потом вспомнила — из подарков. Ей же и подарили. Бережливый Урхо сразу спрятал, чтоб не потеряла. Кирья надела солнечный кругляш на шею. «Тут еще Учайкин волчок всегда лежал», — вспомнила она. Но сейчас его на божнице не было. «С собой, значит, унес отцову памятку», — поняла она и почему-то порадовалась этому. Слезла с лавки и прошла в женский угол, где хранился короб с ее приданым.

Кирья росла без матери, однако женщины рода Хирвы обучили ее всему, что должна уметь добрая хозяйка дома, — прясть, ткать, шить, вязать, штопать… Но ткала и шила Кирья только повседневное. Тут же, в заветном коробе, было совсем другое — богатое приданое, принесенное в дом Толмая его женой, матерью Урхо и Учайки. Отец нечасто разрешал Кирье туда заглядывать.

Сверху лежала свернутая понева из густо-синей ткани. Такую красивую ткань умели делать только дривы. Кирья со вздохом отложила ее в сторону. Понева — одежда хозяйки, жены, матери семейства… Была бы сестра — ей бы отдала, а так… «Никогда не носить тебе поневы», — будто кто-то шепнул ей в уши. Кирье на миг стало грустно — но лишь на миг. Она спокойно отложила в сторону синий сверток.

Под поневой лежал ремень — кожаный, с бронзовыми накладками. Такие ремни девицы и женщины рода Хирвы носили только по праздникам. Кирья довольно улыбнулась — его-то она и искала — и принялась одну за другой доставать и раскладывать по лавке драгоценные вещи.

Первым делом она переоделась в материнскую вышитую рубаху. Ее детская рубашка была ей уже мала, запястья торчали из рукавов. Кирья только удивилась, как быстро выросла и вытянулась у добродей, — день за год! Переодевшись, опоясалась ремнем, собрала в свой дорожный короб литые украшения. Укладывая туда расшитый жемчугом наголовник, пригляделась и вдруг сообразила — а ведь он не вержанский. Таких круглых с ушками здесь не носили. А подвески? Не щуки, как положено, и даже не утицы, какими украшают себя девушки-карью, а вовсе лягухи!

«Выходит, матушка была не вержанка? — задумалась Кирья. — Неужто из рода Эквы? Они ведь совсем далеко отсюда, за рекой, у Мокрого леса…» Впереди смутно забрезжили какие-то новые пути. Может, туда уйти? Если там родня…

«Какая родня? — одернула себя Кирья. — Батюшка меня на озере в корзинке нашел! Одна у меня родня — летун крылатый!»

Был, правда, Учайка. Еще у добродей Кирья узнала, что старший брат с войском ушел в Ладьву. До сестры ему явно никакого дела не было. Обрадуется ли, если встретит? Признает ли?

Взгляд ее невольно метнулся к каменке. Вергизов дуб — вот куда сейчас лежит ее путь.

Кирья закрыла короб, поклонилась божнице и вышла из избы.

С Мазайкой они встретились возле околицы. Парень снарядился основательно — взял с собой топор, копье и лук, переоделся, надел кожух, шапку и теплые сапоги из оленьей кожи. Пока осень стояла теплая, но это ничего не значило. Заканчивался листопад, в любой день могли грянуть заморозки.

Увидев подругу, Мазайка ахнул.