— Все верно. — В голосе чужака звучала гордость. — Даже если ты будешь резать ими до конца своих дней, да продлят их небеса, тебе не удастся затупить мой нож!

— Как тебе удалось заколдовать железо, чтобы оно изменило свои жалкие свойства? — с любопытством спросил Учай. — Ладно, я понимаю, ты не откроешь подобную тайну первому встречному. Лучше скажи — ты можешь сделать такой же нож, но длинный? Вот как моя рука? Чтобы им можно было и колоть, и резать?

— Могу. Но зачем тебе?

— Мне нужно много таких ножей. Сотни.

— Так уж и сотни. Зачем тебе столько? Пугать народ на торжище? Для этого хватит и палок.

— Я отвечу. Но прежде скажи: если ты в родстве с накхами, стало быть, ты тоже из Арьялы?

— Я из своей земли. Что бы ни думали об этом всякие пришлые чужаки.

— Что же ты ушел так далеко из своей земли?

— Это мое дело.

— Тогда и зачем длинные ножи — мое дело. Я готов дать тебе ту цену, которую ты запросишь. Разве этого мало?

Чужеземный «отец клинков» вдруг показался из ближних кустов. Он вышел, не шелохнув ветки, — мощный, почти неуклюжий с виду, в распахнутой меховой безрукавке на голое тело. Тяжелые руки бугрились мышцами, черная борода была заплетена в три косы, на груди чернели шрамы-насечки. Учай впился взглядом в его лицо, пытаясь понять, что у того на уме.

— Меня зовут Тхери, — сказал кузнец, глядя на юношу глубоко сидящими темными глазами. — А из родных мест ушел, потому что… — Он помрачнел и буркнул: — У нас говорят: «Даже если плеть украшена золотом, она остается плетью».

— Я понимаю тебя! — с воодушевлением отозвался Учай. — Арьяла тянет хищные лапы и к нашим землям! Раз она уже получила по ним от меня. Но они вернутся?

— Конечно, — угрюмо ответил беглец.

— Ну вот! И чтобы их достойно встретить, моим воинам нужно оружие, много оружия. Сейчас у меня полторы сотни бойцов, но будут и другие.

Тхери изучающе поглядел на Учая. А тот вдруг задумался, сколько лет его собеседнику. Могучий кузнец двигался легко, как юноша, но темное, будто вовеки закопченное, лицо выглядело почти по-стариковски. Какие горести, какие испытания его состарили?

— Хорошо, я тебе поверю, — кивнул сакон. — Тогда уговор такой. Я сделаю тебе оружие, как делал его для накхов. Я найду учеников, и они тоже будут ковать железо. Ты получишь столько оружия, сколько пожелаешь. Я не запрошу лишнего — только еду, одежду и кров. Но взамен, когда придет пора, моя воля станет твоей волей и ты исполнишь то, чего я потребую, будто сам того желаешь, без сомнений и колебаний.

— Хорошо, — подумав, ответил Учай.

— Клянешься?

— Клянусь.

Кузнец взмахнул рукой, будто ловя на лету произнесенное слово.

— Я поймал сказанное и запечатаю его в кровавом железе. Оно будет служить тебе и никогда не изменит, покуда ты будешь верен слову. Но берегись нарушать его — твои клинки обернутся против тебя! А сейчас, если желаешь, раздели со мной хлеб. У нас теперь общая дорога.

Теплая пора в этом году затянулась. И хотя по утрам холодок уже пробирал до кости, днем солнце сонным медведем вылезало в чистый небосклон и согревало землю так, что люди на торжище скидывали кожухи, оставаясь в рубахах.

Учай возвращался по едва заметной тропке, обдумывая встречу с чужеземным кузнецом. Как он назвал себя — саконом? Что заставляет его таиться от всех прочих? Понятное дело, торговый люд, везущий бронзовые топоры и ножи из Арьялы, не жаждет видеть тут его изделия. Но только ли это заставляет его держаться подальше от людей?

Теперь все это не важно. Когда в войске будет множество легких острых длинных ножей, никто в Ингри-маа не сможет противостоять ему. А дальше, когда Учай утвердит свою власть во всем лесном крае, можно будет и дривов прибрать к рукам. Надо только сперва выяснить, кто из них ненавидит Арьялу и почему…

Учай не додумал мысль до конца. На камне у тропки сидел Кежа с охотничьим копьем в руке и клевал носом, время от времени резко дергая головой, чтобы не заснуть.

— Эй, ты что тут делаешь? — окликнул его Учай.

— Тебя жду. А вдруг бы что случилось? Ты бы закричал, я прибежал… — Побратим встал, размял затекшие плечи и испытующе поглядел на старшака. — Договорились?

— Да.

Сын Толмая вдруг вспомнил о невысказанном желании оружейника. Впрочем, какая сейчас разница? Потом, когда Тхери расскажет о нем, будет время подумать. Сейчас главное — мечи!