Хаста умолк и закрыл глаза.

Круг молчал. Было слышно, как ветер качает сосны в лесу и те издевательски скрипят, будто вторя уже утихшей песне.

«Сейчас они порвут меня голыми руками, чтобы не марать свое любимое оружие… – затаил дыхание Хаста. – Вот сейчас…»

И точно – стоящие вокруг него грозные воины взревели в один голос так, что над горой с испуганным карканьем взмыла стая разбуженных ворон. Марга выскочила из толпы, подбежала к опешившему жрецу и порывисто обняла его:

– Вот это да! Я и не знала, что ты так можешь!

– Да я и сам не знал, – безуспешно пытаясь высвободиться, отозвался Хаста.

– Да, брат был прав, и я скажу ему о том при встрече в Накхаране! – с жаром проговорила Марга, под восторженные возгласы уводя певца из круга. – Только на обратном пути тебе непременно надо будет кого-нибудь убить.

– Зачем?!

– Не беспокойся, я все устрою. Тебе даже не надо будет выслеживать врага, мы тебе его подведем…

– Марга, послушай…

– У нас без этого нельзя! Какой ты мужчина, если никого не убил?

– Я ведь жрец, – безнадежно возразил Хаста.

– Это не помеха. Я попрошу Ширама, и мы оставим в наших владениях один храм Исвархи нарочно для тебя.

Хаста мысленно выругался, красочно помянув Первородного Змея, всех его родственников и потомков. Похоже, Марга вовсе не шутила. Он подумал, а не рассказать ли ей о клятве и ждущей его на севере мохначке, но прикусил язык, опасаясь навлечь на себя немедленную и свирепую грозу. В памяти возникла давняя беседа с Ширамом, когда тот намекнул, что желает выдать за него одну из своих сестер. Теперь намеки начинали приобретать чересчур устрашающие очертания.

«Но почему именно Маргу? Почему не какую-нибудь другую сестрицу, чья конская сбруя не украшена связками отрезанных вражьих бород? Да и вообще зачем мне его сестры?!» Хасте очень захотелось, воспользовавшись праздничной суматохой, прямо сейчас выскользнуть из крепости и затеряться в здешних чащобах. С голоду он не помрет – в осеннем лесу это невозможно, – а там, глядишь, выйдет к жилью… Но он вспомнил святейшего Тулума, подумал о скрывающемся невесть где царевиче и со вздохом отринул заманчивые мечты.

«Что бы там ни придумала себе Марга, спорить с ней все равно бесполезно, – решил он. – У нас общее дело, которое нужно выполнить. А там… До Накхарана путь неблизкий. Кто знает, что нам уготовила дорога?»

Между тем сестра Ширама ослабила железную хватку и кивнула ему:

– Ладно, ступай отдохни. Скоро мы начинаем обряд. Заплетание воинской косы – величайший день в жизни Вирьи и Яндхи. Сегодня они рождаются для взрослой жизни. Ты – первый из инородцев, кто его увидит…

– А как же Анил?

Хаста завертел головой. Может, стоит его отсюда увести, пока не поздно?

– О долговязом не беспокойся, – хмыкнула девушка. – Ему налили доброго вина. Все, что он сможет увидеть, будет во сне…

Марга оценивающе поглядела на буйные рыжие волосы Хасты и, недолго думая, запустила пальцы в его непослушные космы.

– Когда ты убьешь своего первого врага, я думаю, Ширам не будет против, если мы заплетем косу и тебе… Ух ты! Клянусь Змеем, здесь будет славная косища!

– Оставь! – взмолился Хаста, ошалевший от такого натиска. – На нас смотрят, а ты должна позаботиться о девочках…

– Ты прав, – кивнула накхини, с явной неохотой выпуская осчастливленного ею жреца. Она снова вышла в круг и подняла руку, призывая к тишине. – Родичи и соратники! Нынче мы приветствуем среди доблестных воинов Вирью из рода Зериг! Она прошла со мной путь от гор Накхарана до бьярской чащобы. Она была со мной в сердце Аратты, как пел о том мудрейший Хаста. Своей рукой она поражала врагов и у берегов Ратхи, и в стенах столицы. Покажи!

Девушка тут же достала из поясной сумы два клока волос и подняла их для всеобщего обозрения.

– Сегодня у болота Вирья из рода Зериг вновь доказала свою храбрость и ловкость. Она больше не дитя, а взрослая женщина. Она с честью войдет в наш круг. Я призываю Отца-Змея и Мать Найю в свидетели, что отныне Вирья – воин среди воинов! Дайте мне ленту!

Старший из воинов вышел в круг и с поклоном вручил Марге черно-рыжую ленту. Девушка склонила перед ним колени, и накх, не особо церемонясь, начал развязывать ее собранные в детский пучок волосы. Хасте было видно, что порой он делает Вирье больно, но, вероятно, так и задумывалось. Во всяком случае, юная накхини не проронила ни звука. Наконец, когда ее пышные черные волосы разбежались по плечам и спине до самого пояса, накх отступил и запел. Хаста, вслушавшись, удивился: песнь звучала как-то не по-накхски, будто две трети слов были искажены. Прочие накхи один за другим подхватили его пение. Лишь Марга сосредоточенно вплетала ленту в косу зардевшейся от гордости девушки.