Если я оставалась у бабушки на выходные, то тетя и дядя играли со мной. Мама моя была модельером и поэтому шила мне разные платьица из остатков тканей. Тетя наряжала меня, завязывала банты, а дядя фотографировал, снова попутно обучая чему-нибудь полезному. Например, показать язык, когда тебя фотографируют, или скорчить рожицу.

Дядя увлекался фотографией, и многие мои детские снимки сделаны именно им. Еще он занимался шахматами и даже разучивал гроссмейстерские партии. И в доме его повсюду сопровождала маленькая шахматная доска с магнитными шахматами, в которые, не очень успешно, пыталась играть и я.

Тетя же увлекалась рисованием, готовилась поступать в институт на живописный факультет и поэтому постоянно рисовала, делала наброски карандашом или этюды акварелью.

Однажды тетя взяла меня с собой на пионерское собрание, на совет дружины. Она мне сказала вести себя тихо и не отвлекать пионеров от повестки дня. Я была очень послушной и тихонько сидела – то в уголке, то на столе, то под столом – и никогошеньки не отвлекала.

Но ребята почему-то сами отвлекались. Еле дотерпели они до конца собрания и, наконец, схватили меня на руки, чтобы потискать, поподкидывать вверх. Они тут же научили меня стучать палочками по барабанам и дудеть в горн с пионерским флагом. Барабанить у меня получалось очень хорошо, хоть сейчас бери в отряд барабанщиков. А вот горн никак не давался, и звуки из него выходили как у голосистого павлина, на хохот всем.

Еще одна мамина сестра, тетя постарше, была кондитером и работала на кондитерской фабрике. По выходным она пекла на печке чудесные сладости, тянучки. Выливала на хрустящий пергамент замысловатые узоры и закорючки и ставила противень на печь. А когда они запекались, она отделяла их лопаткой и давала мне выбрать самую вкусную. Конфетки получались невообразимых форм, с мраморной окраской, сладкие с кислинкой, и тянулись как плавленая мягкая карамель.

А вообще, она могла испечь тортик из ничего и без всяких рецептов. Просто доставала из холодильника и буфета всякие остатки, и через час готов тортик, каждый раз вкусный, новый и необычный. Когда она вечером приезжала с работы домой, я всегда выбегала к ней навстречу. Даже не успев ее поцеловать, я вопросительно показывала на сумку: «А что у тебя там есть?». И, как Дед Мороз из мешка подарки, так и она из своей сумки вынимала какой-нибудь вкуснейший сюрприз: пирожные, конфеты, зефирки или мармеладки.

Можно предположить, что именно по этой причине бабушка однажды застукала меня за одним интересным занятием, от которого все родные были в удивлении, если мягко выразиться. Я занималась попрошайничеством.

Выходит такая хорошая нарядная девочка за калитку и стоит ждет прохожих. Вот идет бабушка, обычная старушка с сумкой, в повязанном платочке. Но это не моя бабушка, она просто идет мимо по дороге. Я громко и вежливо, как полагается воспитанной девочке, приветствую ее:

? Здравствуй, бабушка.

? Здравствуй, внученька, – улыбается ни о чем не подозревающая бабушка.

? Как у тебя дела? – вежливо поддерживаю разговор я.

? Нормально дела, моя хорошая, – подходит ближе бабушка.

? А что у тебя там есть? – показываю нескромно на ее сумку.

? Сосиски. Будешь? – предлагает щедрая бабушка, подозревая у меня голодное детство.

? Буду! – бодро и с большим энтузиазмом киваю я.

Бабушка отрывает пару сосисок от длинной связки, отламывает горбушку хлеба и угощает меня.

? Спасибо, бабушка, – вежливо благодарю я, откусывая сосиску и заедая хлебушком.

? Кушай, на здоровье, деточка, – гладит меня по голове добрая бабушка.

Я с аппетитом все съедаю. Потом играю и занимаюсь своими детскими делами. И тут вижу, что идет по дороге прохожий, на этот раз дедушка. Я – опять за калитку.

? Деда, здравствуй.

? Здравствуй, внученька.

? А как у тебя дела?

? Хорошо дела, спасибо.

? А что это у тебя в сумке?

? Конфеты и печенье к чаю купил. Будешь?

? Буду.

? Угощайся.

? Спасибо.

? Кушай на здоровье.

Потом бабушка шла с аптеки, угостила витаминками. Потом дедушка шел с базарчика, угостил огурчиками, потом тетя шла с магазина, угостила лимонадом…

Когда бабушка обнаружила мою бурную деятельность и повышенную для моего возраста находчивость, то срочно водворила меня во двор, заперев покрепче калитку. А вечером мое поведение обсуждали на семейном совете.

? Стыд-позор на всю деревню! – ругалась бабушка. – Люди скажут, что ребенка дома голодом заморили! – И тут же смеялась, – Ведь надо же, до чего додумалась! Я ей дома и оладушки, и блинчики, и лапшичку куриную, а она ничего не ест, не хочет. А на улице все подряд ест и не отказывается.