Выписывать меня не торопятся. Как говорит дядя доктор:

– Чтобы поехать домой, ты должна перестать быть асоциальной. Как ты собираешься жить, если ни с кем в клинике не общаешься, кроме медиков?

Он считает, что наркоман в стадии ремиссии быстро приходит к рецидиву, если остается замкнутым и отрешенным от других людей.

Да-да, именно «наркоман в стадии ремиссии». По его мнению, бывших наркоманов не бывает. Человек может, как прожить всю жизнь без рецидивов, так и сорваться в любой момент.

– Почему ты ни с кем не общаешься? – в сотый раз слышу этот вопрос, но впервые от Егора Дмитриевича.

– Меня постоянно спрашивает об этом психолог. Теперь еще и ты?

– Психологу ты так ни разу и не ответила.

– Я не знаю. Мне просто не интересно разговаривать с другими пациентами. Чем мне помогут их душераздирающие истории? Мне хватает общения с тобой.

– Я врач. Это не в счет.

– Да ладно. Наше общение немного выходит за рамки простых разговоров между врачом и пациентом. Оно больше похоже на дружеское, - ответила с усмешкой. – Я, кстати, ни разу не видела, чтобы ты с кем-то общался столько же много, сколько со мной. И давно хотела спросить. Почему ты так заинтересован в помощи мне? Еще тогда, когда догадался, что я не потеряла таблетки.

– Когда понял, что ты начала употреблять? Почему хотел помочь тебе?

– Да. Какая тебе была разница, что со мной происходит? Я совершенно посторонний тебе человек. Обычный пациент травматологии.

Этот вопрос меня мучает с тех пор, как начал проясняться разум. Не могу понять, почему обычному врачу, которые лечил мои травмы после аварии, есть дело до моей наркозависимости.

– В восемнадцать лет я поступил в медицинский. С детства мечтал стать врачом. Выбрал направление: «Травматология». Моей сестре было шестнадцать, а маме пятьдесят шесть. У родителей долго не получалось завести детей. Но потом случилось чудо, и в тридцать восемь мама родила меня, а через два года мою сестру. Многие осуждали родителей, что решились рожать в таком возрасте, но им было плевать на мнение окружающих, - врач прервался, чтобы налить себе воды, и только после нескольких глотков продолжил. – Папа умер, когда мне было пять лет. Онкология. После постановки диагноза он прожил всего год. А мама умерла от инфаркта, когда я поступил в университет. От родителей осталось наследство, поэтому мы с сестрой могли несколько лет не работать. Это помогло остаться сестре под моей опекой, ведь я не работал.

Какой ужас. Он тоже потерял родных. Вот почему так хотел мне помочь. Он сам был наркоманом!

– И ты начал употреблять, - озвучила свою догадку.

– Нет, моя сестра. Учеба в медицинском забирала много сил и времени. А так как она была уже не маленьким ребенком, я был уверен, что она не наделает глупостей. Поначалу Лена неплохо справлялась, продолжила хорошо учиться. И ничего не предвещало беды. Я настолько ушел в учебу, что не заметил в ней изменений. Пока она не попыталась вскрыть себе вены, как ты, - Егор говорит, а я внимательно слушаю и слежу за его мимикой. Он пытается говорить спокойно, будто это все давно в прошлом, но у него плохо получается. Видно, что он до сих пор переживает. – Тогда я и узнал, что она употребляет наркотики. А врач мне объяснил, как они действуют, и почему Лена захотела умереть, - какой кошмар. У меня мурашки бегают по всему телу. Теперь понимаю, почему он редко улыбается. – Она провела в лечебнице два месяца. Ее вылечили от зависимости на физическом уровне. Но она осталась замкнутой. И вскоре вернулась к наркотикам, но уже посильнее.

– Она начала колоться?

– Да. Она сбежала из дома. И пока я с полицией ее искал, она умерла от передозировки.

– Мне очень жаль, - произнесла искренне, взглянув на мужчину другими глазами. – Ты поэтому освоил два направления в медицине?

– Да. К третьему курсу мне разрешили учиться на двух факультетах одновременно. Это было очень тяжело. Ректор иногда уговаривал отучиться сначала по одному направлению, а потом уже по второму. Но я был непреклонен.

– Не представляю, как ты со всем справился. Но ты молодец. Мало кто в твоем возрасте добивается таких успехов. Кстати, сколько тебе лет?

– Тридцать.

– Я думала старше.

– Знаю, что выгляжу старше. Пока учился, спал по три часа, а в выходные – по четыре. И это на протяжении нескольких лет. Поэтому в тридцать я почти седой и с глубокими морщинами вокруг глаз.

– Ты очень сильный человек, - не стала скрывать восхищения. – Значит, я напомнила тебе сестру? Поэтому для тебя было важно мне помочь?

– Нет. Просто я врач, который увидел, что ты нуждаешься в помощи, - произнес Егор Дмитриевич равнодушно. – А теперь иди. У меня есть еще другие пациенты.

– Спасибо, что рассказал свою историю, - повернулась к мужчине уже у выхода из кабинета.

– Сам не знаю, почему решил поделиться с тобой.

Прошло еще два месяца. И за это время никаких изменений не произошло. Я все также не общаюсь с другими пациентами и отказываюсь встретиться с друзьями. Но мы чаще общаемся с Егором Дмитриевичем. Он рассказывает истории из своей жизни, о своих увлечениях. Его интересно слушать. Никогда бы не подумала, что почти безэмоциональный дядя доктор может так воодушевленно рассказывать и иметь много различных увлечений, помимо медицины.

Вообще, мое мнение о нем сильно изменилось. На самом деле, он не черствый сухарь. Просто хорошо разделяет рабочее и личное. На работе он холодный и расчетливый. И это правильно, ведь его ошибка может дорого стоить. Но когда этот мужчина говорит не о работе, передо мной появляется совершенно другой человек. Умный, сентиментальный, иногда даже веселый, но очень одинокий и уставший.

Один раз я совершила ошибку и поцеловала его.

– Что ты делаешь? – отскочил Егор Дмитриевич от меня, как от заразной.