Но прежде — одно скромное судебное дело. Мелкое, неприметное. Не уголовное даже — всего-навсего бытовое, гражданское. Слушалось оно некоторое время назад в народном суде Советского района города Омска.

Савченко Тамара Васильевна — сорок один год, одинокая, работает поваром в школе-интернате — предъявила иск своему отцу, Громову Василию Семеновичу, о взыскании семисот шестидесяти шести рублей. Четырнадцать лет назад Громов с матерью Тамары Васильевны построили однокомнатную кооперативную квартиру. Недавно мать умерла, и семьсот шестьдесят шесть рублей составляют как раз часть паенакопления, причитающуюся дочери по наследству. Громову семьдесят шесть лет, он инвалид Великой Отечественной войны. До недавнего времени имел вторую группу инвалидности, ходил, немножко работал (вязал веники). А начался судебный процесс с дочерью — старика разбил паралич. Лежит прикованный к постели. Группу инвалидности дали первую.

В суд Громов явиться не смог, и тогда из суда позвонили в военкомат Советского района, попросили выделить представителя для защиты интересов инвалида войны. Задание получил член комитета содействия офицерам, подполковник в отставке Александр Григорьевич Сегал.

Во время слушания дела Тамара Васильевна держалась стойко: полагается ей по закону? Отдайте. Подполковник Сегал спросил ее: да откуда ж отец возьмет сейчас эти деньги? Паенакопление из банка не изымешь — квартира пропадет. Где тогда жить? «Ничего не знаю», — сказала Тамара Васильевна. И объяснила: деньги ей не нужны, требует только от обиды. «От какой обиды?» — «Во-первых, отец грубо со мной разговаривал, во-вторых, зачем женился после маминой смерти?» — «Так взрослый же человек… И кто б за ним, парализованным, сейчас ухаживал? Вы живете отдельно». — «Ничего не знаю. Полагается — присудите. Надо еще проверить, какой он инвалид войны. Врет небось». — «Да как вы можете! Тяжело ранен под Смоленском. Лежал в госпитале. Есть все документы». — «Ничего не знаю. Полагается — присудите. Я ему не подарю».

Специальная общественная комиссия, семь человек, провела с Тамарой Васильевной «воспитательную беседу». Официально, под протокол. Ей говорили: что бы там в семье у вас ни происходило, нельзя вот таким образом сводить счеты с родным отцом. Бессердечно, аморально. Но, как сказано в протоколе, Савченко Т. В. «свои действия аморальными не признала».

Судья мне рассказывает: «С тяжелым сердцем шли мы в совещательную комнату… Семейные дела обычно потемки. Кто прав, кто виноват? Постороннему глазу очень трудно разобраться. Есть конкретная юридическая коллизия — ее и стараешься придерживаться. Но здесь… Старика разбил паралич. Беспомощный, неподвижный калека. А родная дочь… Ужасно. Но ведь юридически Савченко права! Понимаете? Умирая, мать оставила завещание в ее пользу. Деньги полагаются ей по закону. Написать в решении: «По закону полагается, но отказывать, потому что совесть протестует»? Невозможно. Хорошо знаем, к каким бедам приводит любое отступление от закона, чем бы оно ни мотивировалось… Скажу вам, безнадежное это было дело: душа болит, а иск удовлетворить мы обязаны».

И суд вынужден был — повторяю, вынужден — вынести решение: взыскать с Василия Семеновича Громова в пользу Тамары Васильевны Савченко семьсот шестьдесят шесть рублей. Не всю сумму сразу, но ежемесячно из пенсии отца — девяносто девять рублей — дочь будет забирать девятнадцать рублей восемьдесят копеек. Пятую часть.

С этим решением все должны были согласиться. И Омский областной суд, оставивший его в силе. И Верховный суд республики, не увидевший оснований для принесения протеста. И я сам, прочитав документы, тоже согласился: ничего не поделаешь, закон есть закон, безнадежное дело.

Не согласился один только человек: подполковник в отставке Александр Григорьевич Сегал. Не пожелал согласиться.

Я спрашиваю его сейчас:

— Вы же грамотный человек, понимали, что суд не мог принять иного решения?

Пожимает плечами:

— Ну понимал…

— Так в чем же дело?

— Как, в чем? — он волнуется. — Когда-то, в сорок третьем, солдата Громова не бросили на поле боя. Вынесли под пулями. А сегодня пули не летают. Тихо. Никому ничего не грозит… А мы его бросим? Одного? В горе? Потому только, что дочь без сердца и закон на ее стороне? — Он смотрит на меня круглыми глазами, пожимает плечами: — Не понимаю. Я этого не понимаю.

Спрашиваю осторожно:

— И вы видели выход из создавшегося положения?

Кивает:

— Да, видел. А почему должны быть безвыходные положения? Нет, это, знаете, не позиция. Безвыходных положений быть не должно.

Читаю документы, подшитые в специальную папку: «Дело о квартире инвалида войны Громова В. С.»

В исполком Омского областного Совета народных депутатов.

От подполковника в отставке Сегала А. Г. По поводу бедственного положения инвалида Великой Отечественной войны Громова В. С. …Под влиянием несправедливости Громов превратился в инвалида первой группы… В настоящее время он парализован и прикован к постели… На выплату причитающихся дочери денег ему не хватит всей жизни…

Единственный выход из создавшегося положения — предоставить Громову государственную квартиру. Тогда он получит свой пай в кооперативе и сможет рассчитаться с дочерью…

Председателю Советского райисполкома г. Омска. Направляется письмо гр. Сегала А. Г. по квартирному вопросу инвалида Отечественной войны первой группы гр. Громова В. С. …Прошу рассмотреть просьбу на исполкоме. О результатах сообщите автору и горисполкому… Заместитель председателя Омского горисполкома.

Резолюция председателя Советского райисполкома: Начальнику РЖУ. Прошу Вас направить (срочно) комиссию работников РЖУ к т. Громову В. С. Срок три дня.

Председателю Советского райисполкома. Отдел учета и распределения жилплощади не имеет возможности совершить обмен кооперативной квартиры инвалида Великой Отечественной войны В. С. Громова на государственную… Начальник РЖУ.

Заместителю председателя Омского горисполкома. Копия: гр. Сегалу А. Г. …Исполком Советского райсовета не имеет возможности совершить обмен кооперативной квартиры… на государственную. Председатель Советского райисполкома.