Шрифт:
— Прости… — только успела я прошептать и разрыдалась у отца на груди.
— Тише… Я не злюсь, — он начал гладить меня по спине, крепко обнимая. — Главное, что ты жива и здорова. С остальным разберемся. Пойдем, я заварю нам чай, и ты мне все расскажешь.
— Нечего рассказывать. Просто твоя дочь наивная дура…
— Может ты и наивная, но точно не дура.
Папа отвел меня в гостиную и усадил на диван, укутав в плед. Он всегда так делал, когда я грустила из-за ухода мамы. Тогда мне казалось, что это самое страшное, что могло произойти в жизни. Но сейчас предательство Димы ощущается намного хуже.
Папа вернулся с двумя кружками. По комнате разошелся вкусный аромат моего любимого напитка.
— Кофе? Ты же вроде говорил о чае.
— Передумал, оценив твое состояние. И добавил еще пару капель коньяка, — папа так по-детски мне подмигнул, что я не смогла сдержать улыбки.
— Спасибо.
— Расскажешь, что произошло? У меня, конечно, есть кое-какие предположения, но хотелось бы услышать от тебя.
— Особо нечего рассказывать. Дима вернулся от бабушки в последний день каникул и расстался со мной.
— Он как-то объяснил свое решение?
— Я не спрашивала. Что мне это даст?
— Скандал в школе связан с этим?
— В начале учебного года мы с Димой пошутили, и Танька посадила нас за одну парту. В понедельник я, естественно, села с Катей, а ей это не понравилось. В общем, мы с ней поссорились, и я ушла домой.
— Лен, я все понимаю, кроме одного. Почему ты мне сразу не позвонила? Мне казалось, у нас с тобой доверительные отношения, — мое поведение обидело отца. А этого я хотела меньше всего.
— Пап… У нас и правда очень доверительные отношения. Просто…
— Ты не хотела ни с кем говорить и никого видеть, — он сразу перебил меня и посмотрел с пониманием.
— Наверное… — я снова заплакала. Теперь только и делаю, что плачу. Иронично. Человек, который считал слезы позором, сейчас только и делает, что льет их.
Папа пересел ко мне на диван и обнял. Начал укачивать и гладить по спине, как и тогда, когда мама бросила нас. Только сейчас это не помогает. Я слишком много чувствую, чтобы объятия отца принесли какое-то облегчение.
Как у человека могут быть настолько противоречивые чувства?
Я люблю Диму, несмотря на его ложь. И в то же время, ненавижу. Никогда не смогу простить. Для меня игра на чувствах приравнивается к смертному греху.
Ненавижу сейчас и себя за слабость и слезы. За то, что поверила человеку, зная, что все может быть не по-настоящему. И ненавижу себя за то, что заставила отца переживать и, бросив все свои дела, мчаться ко мне.
И в то же время мне себя жалко. Я не заслужила такого отношения к себе.
***
Папа разбудил меня, когда на улице было уже темно. Я даже не заметила, как уснула на диване в гостиной. Чувствую себя немного лучше.
— Я приготовил ужин. Что-то мне подсказывает, что ты ничего не ела в последние дни.
— Нет аппетита.
— Мне все равно на твой аппетит. Как ты собираешься со всем справиться, если организм будет слабым? — наигранная строгость отца заставила меня улыбнуться.
— Пойдем посмотрим, что ты там приготовил.
Папа состряпал мой любимый греческий салат и запеченную рыбу. Уверена, в холодильнике он припрятал шоколадный торт.
Увидев всю эту красоту, желудок громко напомнил о себе. Все-таки, когда родные люди рядом, справляться со всем становится легче.
— А говорила, что аппетита нет, — напомнил мне папа, когда я доедала последний кусочек рыбы.
— Ты смог его призвать.
— Я тут обдумывал, как лучше поступить… — начал отец. — Уверен, ты не хочешь каждый день видеть Диму.
— Как будто у меня есть выбор.
— Есть. Я не готов оставлять тебя здесь одну в таком состоянии. Как ты смотришь на то, чтобы уехать вместе со мной в Санкт-Петербург?
— Пап, мне еще полгода учиться.
— Доучишься там, поживешь у нас с Марго. Не вижу никакой проблемы, — с легкостью произнес папа.
Идея побега выглядит очень даже привлекательно. Только вот я окончательно потеряю всякое уважение к себе. Бежать от проблемы не выход, а от бывшего парня тем более. Если Дима думает, что он сможет меня сломать, то он ошибается. Что бы он не сделал, я все выдержу. Он никогда не увидит, что сделал мне больно. С этой минуты в моих глазах он будет видеть лишь безразличие.
