– Понимаю, Анна. Понимаю… - Олеся Ивановна, грустно вздохнула. – Есть кто на примете?

– Да… вроде кто то придти должен сегодня- завтра. – Анна потянулась и встала. – Нам бы Франческу заменить. Не её это. Чахнет она.

Олеся Ивановна согласно кивнула, - Да, вижу. Только людей нет.

Устало потянувшись, Анна вышла в коридор.

Их гостиница, сейчас испытывала небывалый наплыв. Многим приходилось отказывать. Мест не было. И все равно, работы было так много, что они не успевали.

Франческа, старательная и исполнительная, привыкшая к деревенским просторам, задыхалась в тесном пространстве кухни. Ей больше подошла бы работа в саду, с цветами. Она, чутко чувствующая красоту, среди кастрюль, была не на своём месте. Анна и Олеся Ивановна жалели её, а что толку. Пускать вместе с Лучией на уборку? Чревато для самой Франчески. Нежная хрупкая красота её и так привлекала к себе не нужное внимание постояльцев.

Крики, раздавшиеся в коридоре, заставили забыть об усталости и подхватив юбки, кинуться туда.

Картина, которую она застала, была достаточно не приглядной.

Красная как рак Франческа, придерживающая край разодранного платья, рядом с ней, чуть обнимая её, стояла Лучия, а чуть дальше, прижавшись к углу, дрожал, не отрывая глаз от щуплого Антонио, здоровый бугай.

– Что случилось? – одновременно с ней, воскликнул подбежавший Жан.

Франческа закрыв лицо руками, молча качала головой.

– Этот, подонок,- зло прошипела Лучия, утащил Франческу в комнату. Ладно Антонио заметил, да за ним кинулся, меня позвал. Вот, вместе и отбили её. Едва успели.

Франческа всхлипнула и ещё больше сжалась. Жан свирепо рыкнув, подскочил к сжавшемуся бугаю.

– Он больше не причинит вреда. – Антонио устало пошатнулся. – ни одной женщине.

Бугай, бледный, покрытый бисеринками пота, что то бессвязно бормотал, затравлено озираясь.

– Уведи его Жан. А как придёт в себя, выгнать и больше к нам не пускать.

Подхватив под руку, ослабевшего Антонио, Олеся Ивановна повела его в свой кабинет.

– Лучия, напоите Франческу чаем. А я пока поговорю с Антонио.

Кивнув ей, Лучия увела Франческу на кухню, а Жан, схватив за шкирку бугая, потащил его в другую сторону.

Это был уже не первый случай, когда постояльцы распускали руки, но первый, когда едва не дошло до насилия.

Усадив Антонио на стул, Олеся Ивановна, продвинулся к нему тарелку с печеньем. – Ешь. Они силы дадут.

Через несколько минут, когда у Антонио, мертвенная бледность сменилась едва заметным румянец, она спросила, - Что это было?

Антонио поморщился и отвел глаза, - Вы же поняли…

Она согласно кивнула, - Поняла. И все таки?

– Дар у меня такой. Я могу нравиться, а могу ужас вызвать. Внушить страх. Любое чувство внушить.– не хотя сказал он. – Только тяжело это. И опасно. Не могу контролировать.

– Понятно… - Олеся Ивановна, побарабанила по столу. – То, что произошло, останется здесь же.

– Спасибо. Никто и не знал. Я не делал так раньше. Один раз только.

Ещё раз кивнув, Олеся Ивановна, отпустила его отдыхать.

Уже вечером, к ней постучалась Лучия.

– Алисия… я по поводу внука.

Олеся Ивановна молча смотрела на неё.

– Он так не делает... просто так. Рассердился просто. – Лучия нервно теребила подол платья.

– Я не ругала его. Он поступил правильно. Защитил Франческу.

Облегчённо выдохнув, Лучия закрыла лицо руками. – Спасибо! Нам нравится у вас. Не хотелось уходить. Ты платишь хорошо, кормишь вкусно… Люди здесь добрые.

– С чего я должна, решить вас прогнать? – Олеся Ивановна пожала плечами. – Ты хороший работник, ответственная, порядочная. Антонио тоже старается, помогает во всем. У меня нет к вам нареканий.

В глазах Лучии заблестели слезы. – Спасибо тебе!

Махнув рукой, Олеся Ивановна сказала, - Я тоже тебе благодарна за хорошую работу. И внука ты воспитала, достойного. Ты мне лучше скажи, отчего он такой хромой? Родами долго шёл?

– Нет… Дар сильный. Ломает его. Выход ищет. Не принимает он свой дар, вот его и корежит. Отец его, сильный был. Древней крови. Я тогда работала в доме богатом и Алиса со мной. Там росла. Рядом. В один из дней, гости приехали к хозяевам. Видать, одному из них, она и приглянулась. Он дочь мою, против её воли взял. А потом, видимо, внушение сделал. Она после этого, молчала все время. А после родов, сгорела за два дня.