Шрифт:
Крысы! Огромные черные крысы глядели на него из дальнего угла пещеры. Их было множество – сотни, если не тысячи. Откуда они взялись? Ведь еще секунду назад пещера пустовала. Костя же ее всю осмотрел, ища выход! И вдруг – крысиные полчища.
Они глядели на него, глядели нахально и уверенно. Крысы знали, что бежать Косте некуда. Лишь теперь он понял, что за звуки пугали его раньше, в густой черноте туннеля.
Все рассчитано. Его гнали именно сюда, в ловушку, которая станет для него и могилой. С крысами не справиться. Будь их всего десяток, ну пускай два – еще оставался бы какой-то шанс. Но такое… Черная шевелящаяся масса… Здоровенные твари, побольше кошки, с красноватыми бусинками-глазками, скалящие грязно-желтые зубы.
Крысы не торопились. Они буравили Костю наглыми взглядами и медленно, невыносимо медленно приближались. Как это у них выходило? Вроде бы ни одна из них не двигалась с места, но черная масса с каждой секундой становилась все ближе и ближе.
Костя вдруг понял, что это не простые крысы. Слишком уж черные были у них тела. Такие черные, что казалось, исчезни мрачно-лиловый свет, крысы все равно остались бы видны, потому что они темнее даже самой непроглядной тьмы. Словно они – черные дыры в самой жизни, какие-то глухие провалы, гибельные трещины в пространстве.
Нет, они были куда опаснее, чем стая диких голодных тварей. Хотя куда уж опаснее – все равно ведь сожрут.
Но Костя чувствовал, что сожрут не просто. И не сразу. Имелась какая-то неразгаданная связь между этими полчищами и всем, что случилось с ним раньше. Какая-то неизбежная связь. И крысы о ней знали. Они держались как хозяева – и потому не спешили.
Липкие нити страха вновь коснулись его. Казалось, этот страх, эта грязная паутина выползает из крысиных глаз. Костя чувствовал, как стягивает его невидимая сеть. Он попробовал шевельнуться – и не смог. Тело не слушалось. Попробовал вскрикнуть – из горла вырвалось едва слышное шипение. А ужас нарастал, сгущался темным облаком.
Крысы неумолимо приближались. Костя уже чувствовал отвратительный запах гнили, видел оскаленные челюсти, готовые впиться в его тело, в кожу, в мясо, и грызть, и рвать, захлебываясь теплой солоноватой кровью.
"Вот и все, – неожиданно спокойно подумал он. – Вот и конец." В голове промелькнули обрывки прежней жизни – длинные коридоры Корпуса, увешанные стендами про гигиену, размазывающий по щекам слезы Мишка Рыжов, стальная холодная лента реки, бесконечное белое поле из полузабытых снов… Белое поле, где ждал его Белый… Белый! Ну где же ты?
Произнес ли он это вслух или подумал, Костя так и не смог понять. Но какая разница – Белый услышал. И пришел.
Он появился, как всегда, внезапно. Не было его – и вот он уже стоит рядом, прислонясь спиной к бурой стене. Все было как в тех снах – такой же спокойный, грустный, с теми же большими серыми глазами. Только сейчас это уже не было сном.
– Не бойся, – негромко сказал он. – Теперь я с тобой, Костик. Теперь уже все. Подожди немного, я сейчас, – и Белый повернулся лицом к крысам.
Он вдруг как-то неуловимо изменился. Тело его напряглось, белый комбинезон испускал яркий свет – словно снег на солнце. Белый вытянул вперед, по направлению к крысиной стае, ладонь. Те зашевелились и, – Костя не поверил своим глазам, – начали расти, наливаясь злобой и силой.
Что произошло дальше, он понял не сразу. Ладонь Белого внезапно раскалилась и вспыхнула ослепительным голубым огнем. Огненная струя вонзилась в центр крысиной орды, разметала их. Крысы носились по пещере с омерзительным писком – казалось, они искали выхода, искали хоть какую-нибудь лазейку – но без толку. Струя голубого пламени настигала их повсюду. Странное дело – когда огонь касался крысиных тел, они не горели, не дымились, а просто таяли, исчезали, словно растворяясь в тусклом лиловом сиянии.
Костя взглянул на Белого – и отшатнулся, увидев наполненные страданием и болью глаза. Белый едва держался на ногах, его шатало, трясло, но огонь все так же неудержимо стекал с его ладони, настигая крыс, и те таяли в сыром воздухе пещеры. И тут Костя понял, что державшая его паутина липкого страха исчезла. Будто ее и не было никогда. Тело опять принадлежало ему, он снова мог дышать, двигаться. Утянулось куда-то заволакивавшее сознание темное облако.
Он подбежал к Белому.
Тот тяжело дышал, с трудом ловя воздух посиневшими губами. Вся правая ладонь его превратилась в одну сплошную обугленную рану. Обожженные клочья кожи лохматились по краям, бурлила и дымилась густая темная кровь, шлепалась тяжелыми каплями на камни.
– Вот так, братец, – словно предвидя Костины вопросы, печально усмехнулся Белый. – Даром ничего не бывает. За каждое чудо приходится платить.
– Как же вы теперь? – вырвалось у Кости.
– Ничего, мне не привыкать, – с трудом ворочая языком, пробормотал Белый. – Такая уж у меня работа. Сам ее выбрал. Да ты за ладонь-то не бойся, заживет как на собаке. Это уж мои проблемы. Ты вот что, помоги-ка мне встать. Голова очень уж кружится.
Костя подхватил Белого под мышки – и едва не выронил. Сейчас тот был самым что ни на есть настоящим, не дымом, не туманом, как раньше. И кстати, он оказался весьма тяжелым. Килограммов восемьдесят в нем, не меньше, – мелькнула у Кости мысль.