— Я его святой водой оболью, Ксюш. Хочешь?

— И чесноком накормишь? — Ловлю волну и отвечаю Егору.

— Жестокие люди, а. Парочка садистов. И куда я потом мокрый и воняющий? На меня ж даже Капустина не клюнет.

Как давно я столько не смеялась. Даже грустные мысли сделали ручкой. А выход, предложенный Тимуром, на самом деле оптимальный. Вредить малышу я не буду. Ну я же отбитая на всю голову. И уверена, что Егор решит с врачом. О том, сколько все это будет стоить, боюсь даже думать. Потом аккуратно спрошу. Если ответит. Он ясно дал понять, что такие вопросы табу. Может, умеет, делает. В этом весь он.

Доедаю третье пирожное и отваливаюсь на подушку. Хочу еще с желтыми ягодками, но стесняюсь так много есть. И вообще, наверное, столько сладкого за раз вредно. Егор наверняка ночью будет чай пить, работая. Вот тогда и присоединюсь.

— Устала? Мужики, давайте провожу. — Егор выпроваживает своих друзей так быстро, что я теряюсь. А они ни капли не смущаются. С пониманием смотрят и прощаются. — Побудешь одна?

— Побуду, конечно.

Почти засыпаю, когда Егорка возвращается. Он сейчас именно как «Егорка» выглядит: волосы в художественном беспорядке, игривая улыбочка, и прищур хитрый.

Посматривает на меня, убирая принесенные угощения в холодильник. С его стремлением меня накормить, сюда второй скоро понадобиться.

— Егор, — зову тихонечко.

— М? — Он стоит и дергает браслет на часах. — Сейчас, Ксюш. Надо как—то впихнуть невпихуемое.

Хихикаю от его выражений.

— Мы же не все открыли?

— Нет. Хочешь посмотреть, какие там? Сейчас тебе принесу. — Начинает суетиться, перехватывая коробочки.

— Да нет, подожди. Отнеси медсестрам на пост. Ну и что, что здесь платная больница. Сладкое все любят. Тем более, они очень вкусные!

— Я тебе говорил, что ты у меня умничка?

— Говорил.

— Вот еще раз говорю. Сейчас отнесу. Без меня в душ, чур, не ходить. Я свой десерт весь вечер ждал.

— Егоооор…

— Чуть что, сразу Егор. А я соскучился. Оооооочень, — и тянется к губам.

— Ты пирожные нести собирался, — шепчу в его приоткрытый рот, сама уже ерзая от учащенного сердцебиения. Как он умудряется так на меня действовать? Один миг, а я уже не я.

— Так. Сиди и жди. А ты, малой, — наклоняется к животу, — присмотри за мамой.

Пока его нет, открываю в телефоне календарь беременности и читаю про свой срок. Оказывается, на этом сроке уже можно разглядеть очертания малыша. Он, конечно, еще не может ничего слышать, но Егор упорно разговаривает с животом, а я неизменно плачу в такие моменты.

— Готова? В душ, — поясняет, видя мою растерянность. Так погрузилась в чтение, что забыла.

— Готова.

— Что читаешь?

Молча поворачиваю экран к мужчине. Всматривается в буквы.

— Скоро уже сердце послушать можно будет. А на двенадцатой попробовать пол узнать. Я этот календарь наизусть знаю.

Он точно невероятный.

И я в очередной раз убеждаюсь в этом, когда оказываемся под струями воды. Чуткий и внимательный. Подмечает любые мои движения и — уверена — умудряется читать мысли. Его ласки тонкие, на грани. Не дает сорваться, но заставляет тело дрожать. Знаю, что сейчас в кровати оторвется по полной всеми доступным на данный момент способами. А я… Я мешать не буду. Сама хочу его до безумия. До дрожи в коленях. До рваных вдохов.

— Уже хочешь кушать? — Улыбается, доведя меня практически до эмоционального истощения. У меня горят губы от поцелуев, дрожат руки и ноги после не знаю какого по счету оргазма, а живот и грудь в белых каплях. Сам не вытирает и мне не дает. Дикарь. «Моя женщина пахнет только мной», сказал. И ладонью специально размазал.

— Хочу. И вымыться хочу. Пожалуйста.

— После еды. Дай полюбоваться, жестокая ты женщина.

— Грязным животом?

— Вот ничего не понимаешь ты в романтике. Это ж про любовь, ягодка ты моя. Я пахну тобой, как корзинка малины. А ты мной. Это типа семья.

— Что? — Таращу на него глаза. Что творится в его голове?!

— Пирожное какое будешь, говорю? Или бутер сделать?

— С желтеньким. И бутер. Только без колбасы, меня от нее тошнит.

— Испортишь мне мальчика. Сладким кормишь, мяса не даешь. Колбасы и той лишила.

— Вообще—то это он не хочет. Или она.

— Он. Максим Егорович. Или Демид. Я еще думаю. А тебе какое больше нравится?

— Ты не очень торопишься?

— Блин, Ксюш, я с ним разговариваю. «Малой», конечно, прикольно. Но пусть сразу к имени привыкает.

— Да если там девочка?

— Вот до двенадцатой недели я думаю, и ты тоже думай пока, какое тебе больше нравится. Демид необычнее, правда?

И не переубедишь. Пока наливает чай, бухтит про китайские обычаи, что там днем рождения считают дату зачатия, и еще много—много разной информации. В какой—то момент мой мозг перестает воспринимать слова, и я начинаю засыпать.