Хуже всего, что после остался не просто беспорядок, а разрушения.

Что-то невидимое, еще неизвестное, рушилось внутри их семьи прямо сейчас, и как бы Даше ни хотелось отмахнуться от собственных ощущений, она уже знала, что права.

Она ждала возвращения отца домой и вместе с тем — боялась.

Ближе к полуночи Даша сама набрала номер Славы, не дождавшись от него ни сообщения, ни звонка.

— Алло? — Долгие гудки наконец перебил его хриплый и приглушенный голос.

— Ты… спишь? — поразилась Даша.

— Э-м, — Слава замялся, словно не сразу сумел вспомнить причину для ее недовольства. — Задремал, да. Прости, малыш.

В темноте своей спальни Даша молча вжалась лбом в притянутые к груди колени, стараясь сдержать нервный, разочарованный всхлип. Сил на очередной час рыданий у нее не было, какой болью ни отзывалось бы сейчас у сердца Славино безразличие.

— Ты поговорил со своим папой? — спросила она наконец, ни на что, впрочем, не надеясь: сомнений в том, каким окажется ответ, почти не осталось.

В динамике раздалось Славино чертыхание, а после недолгой паузы, заполненной шорохами шагов, извинительное признание:

— Слушай, батя уже лег… Я завтра с утра с ним поговорю, окей?

— Конечно, — согласилась Даша ровным тоном. — Буду ждать.

— Малыш… Ну, не обижайся, а?

Даша горько хмыкнула. Сегодня эмоциональный комфорт Славы не входил в сферу ее приоритетов, как и ссора с выяснением отношений.

— Я не обижаюсь, — заверила она его вполне искренне.

Внутри нее и правда словно не осталось ничего, кроме пустого безразличия к окружающей действительности. Ни злости, ни обиды. Ничего.

— Точно? — За собственным беспокойством Слава, конечно, не почувствовал ее нежелания продолжать разговор.

Закрыв воспаленные глаза, Даша устало подтвердила свои предыдущие слова:

— Да.

Спустя пару дежурных фраз она с неведомым прежде облегчением попрощалась со Славой до завтрашнего утра и впервые за последние несколько часов выпустила телефон из рук. Медленно, как была, обхватив колени руками, Даша сползла по спинке дивана набок и плотнее свернулась в клубок.

Наверное, ей стоило выйти в гостиную и попробовать еще раз уговорить мать хотя бы просто прислонить дверь к проему, а затем позвонить кому-нибудь, кто мог бы прояснить ситуацию с отцом, но одна только мысль о необходимости встать с постели давила на Дашу гранитной плитой. Закрыв глаза, она пообещала себе несколько минут передышки.

Из неглубокого, прерывистого сна ее вырвали крики и грохот. Вздрогнув, Даша поднялась с дивана, но не рискнула выйти из комнаты. Разбудивший ее шум прекратился, и на пару мгновений она даже усомнилась, не почудились ли ей звуки чьей-то ссоры.

— …Да хватит выть! — Грубый приказ прозвучавший низким голос Дашиного отца убедил ее в обратном. — Надоела уже.

Теперь, подойдя ближе к двери, она слышала и шорохи, и редкие всхлипы матери, перемежавшиеся с неразборчивыми всхлипами матери.

— Я просто волнуюсь, — донеслись до нее тихие слова. — Даша тоже переживает. Мы же ничего не знаем…

— А тебе и не надо ничего знать. Это мои дела. Не лезь, куда не просят.

— Вова…

— Да умолкни ты! Без тебя башка трещит. И дай пожрать лучше что-нибудь.

Осторожно, почти на цыпочках, Даша отступила к дивану. Показываться на глазу отцу, когда он пребывал в подобном настроении, она совсем не хотела.

Ближе к полуночи Даша сама набрала номер Славы, не дождавшись от него ни сообщения, ни звонка.

— Алло? — Долгие гудки наконец перебил его хриплый и приглушенный голос.

— Ты… спишь? — поразилась Даша.

— Э-м, — Слава замялся, словно не сразу сумел вспомнить причину для ее недовольства. — Задремал, да. Прости, малыш.

В темноте своей спальни Даша молча вжалась лбом в притянутые к груди колени, стараясь сдержать нервный, разочарованный всхлип. Сил на очередной час рыданий у нее не было, какой болью ни отзывалось бы сейчас у сердца Славино безразличие.

— Ты поговорил со своим папой? — спросила она наконец, ни на что, впрочем, не надеясь: сомнений в том, каким окажется ответ, почти не осталось.

В динамике раздалось Славино чертыхание, а после недолгой паузы, заполненной шорохами шагов, извинительное признание:

— Слушай, батя уже лег… Я завтра с утра с ним поговорю, окей?

— Конечно, — согласилась Даша ровным тоном. — Буду ждать.

— Малыш… Ну, не обижайся, а?

Даша горько хмыкнула. Сегодня эмоциональный комфорт Славы не входил в сферу ее приоритетов, как и ссора с выяснением отношений.

— Я не обижаюсь, — заверила она его вполне искренне.

Внутри нее и правда словно не осталось ничего, кроме пустого безразличия к окружающей действительности. Ни злости, ни обиды. Ничего.