Вот на одной из таких развилок бывший хороший мальчик, ныне перспективный молодой астроном, выбрал путь, на котором было очень мало шансов сохраниться и хорошему мальчику, и перспективному ученому.

Вартан очень не вовремя закончил университет — в 1916 году, всего за несколько месяцев до Февральской революции. Шальной воздух свободы дурманил тогда и куда более крепких людей, чем мой герой.

Вообще, удивительно, насколько сильно рифмуются все смены общественного строя.

Я сам заканчивал университет в начале 90-х и прекрасно помню те гулкие коридоры и полупустые аудитории с преподавателями, растерянными, как детсадовцы, брошенные воспитательницей. И студентов с горящими глазами, торгующих кто повидлом, кто пресервами, кто воздухом. И недавних отличников, ленинских стипендиатов, бросавших университет за год, а то и за несколько месяцев до диплома. Кому нужны эти глупые бумажки? Там, за стенами, вековые устои рушатся, государство падает, там сейчас такие перспективы светят, что ум за разум заходит и глаза к переносице скашиваются. Какая сейчас может быть история западных и южных славян, кому сдались ваша физхимия, высокомолекулярные соединения и уравнения в частных производных?

Заканчивалось это почти всегда одинаково – через пару лет перебесившиеся несостоявшиеся долларовые миллионеры появлялись в деканате и, пряча глаза, заводили речь о восстановлении и просили дать возможность защитить диплом.

Впрочем, возвращались не все. Парочке действительно повезло. Примерно как Вартану Тер-Оганезову.

Вот как описывает происходящее в своих воспоминаниях великий русский астрофизик Всеволод Стратонов:

«Тер-Оганезов окончил физико-математический факультет в Петрограде и хорошо сдал экзамены. Его Иванов оставил при университете стипендиатом по кафедре астрономии. Но после этого он перестал заниматься, уклонился от представления какого-либо отчета о своих работах в качестве стипендиата, почему и был исключен из списка оставленных при университете. Осенью 1917 года он явился к Иванову с повинной, прося восстановить его в положении оставленного при университете. Иванов снисходительно пошел ему навстречу и обещал, если Тер-Оганезов представит какую-либо работу, восстановить его в положении университетского стипендиата. Никакой работы он не представил; но… вслед за тем произошел большевистский переворот, и Тер-Оганезов оказался во главе всех ученых учреждений России».

Как нам любезно комментируют ситуацию стикеры в мессенджерах «Вот это поворот!».

Да, действительно, Вартан Тигранович и впрямь как будто самозародился в недрах Наркомпроса. По крайней мере за все эти годы никто так и не смог объяснить – откуда же он там взялся.

Он не был старым большевиком, как такой же недавний студент Федоровский – в партию Тер-Оганезов вступил только в 1918 году. Он не обзавелся высокими покровителями, как Горбунов и даже не демонстрировал недюжинную хватку или нетривиальные организационные способности.

Но, тем не менее, уже в ноябре 1917-го Тер-Оганезов вошел в Государственную комиссию по просвещению, главной целью которой являлось формирование стратегии реформы образования и организации научных исследований, где возглавил так называемый Научный отдел Наркомпроса – подразделение, созданное для того, чтобы курировать работу российских научных организаций.

Вариант только один – неизвестно, что за фея поцеловала его в макушку в колыбели, но Тер-Оганезов действительно был невозможно, невероятно везуч.

Вот только на Руси не зря везунчикам всегда говорили: «Это тебе черт ворожит».

Шанс оказаться в таком возрасте на такой должности выпадает в жизни только раз, и у Вартана Тиграновича было достаточно ума, чтобы это понять. Поэтому, заступив на невозможный для вчерашнего студента пост, наш герой проявил какую-то несусветную активность. Не будет большим преувеличением сказать, что он реально работал в режиме «взбесившейся пишущей машинки».

Выхлоп, правда, был небольшой. Так, из всех его законодательных инициатив до реализации дожила одна-единственная – Тер-Оганезов активно включился в нездоровую суету с зимним и летним временем, которая почему-то всегда обостряется в смутные времена. «Декрет о переводе стрелки часов» увидел свет 22 декабря 1917 года, аккурат между декретами «О посылке делегации в Стокгольм для подготовки созыва Циммервальд-Кинтальской международной конференции» и «Декретом о всеобщей повинности по очистке снега в Петрограде». Подписали его Ленин, Бонч-Бруевич и уже знакомый нам Горбунов, а вот представление готовил «исполняющий обязанности правительственного комиссара по Научному отделу Народного комиссариата просвещения В. Тер-Оганезов».

Если учесть, что декрет был об отмене введенного Временным правительством летнего времени, то можно сказать, что недавний астроном немного поработал по специальности.

Впрочем, столь малая результативность ничуть не смущала Вартана Тиграновича, он по-прежнему фонтанировал идеями.

И, надо отдать ему должное – весьма радикальными.

Как математик, он рассуждал совершенно логично: кто, к примеру, может знать недостатки учебного процесса в университете лучше человека, который несколько месяцев назад сам конспектировал лекции в аудитории?

Поэтому на свет появлялись законодательные инициативы Научного отдела по реформе высшего образования:

«Дипломы по окончании университетов отменяются, их должна заменить особая испытательная комиссия»

«Учащейся молодежи предоставляется право отвода нежелательных профессоров»

«Конкурс при поступлении в высшие учебные заведения должен быть совершенно упразднен, т. к. он дает возможность спокойно поступать буржуазии в университет и делает его недоступным для пролетариата»

«Аттестаты зрелости заменяются […] однолетним стажем, который выясняет работоспособность слушателя».

Но дело даже не в радикальности предлагаемых реформ. Куда большая проблема была в том, что идеи товарища Тер-Оганезова не ведали никаких границ. Законодательные проекты он готовил с такой увлеченностью, что мысль в отправляемых на согласование документах порхала с одного на другое с легкостью необыкновенной, и понять их не былоникакой возможности. Извините за обширную цитату из его отчетного доклада, но иначе просто не понять всей грандиозности замыслов молодого завотделом. Обращаю внимание, что это цельный кусок документа, а не нарезка. Мыслям новоиспеченного бюрократа было столь тесно, что они вытеснили все, в том числе и логические переходы: