Она связалась с парнем — он продавал наркотики. По крайней мере, так говорила мама. Они с отцом пытались образумить Лену, закрывали ее дома, как меня. Отнимали деньги, блокировали карты. Но все было тщетно. Лена влюбилась и прыгнула в Омут с головой. Ей этот дилер казался идеальным, они кутили сутки напролет. Порой она возвращалась домой поздней ночью и рассказывала мне о своих приключениях.

Я лежала в кровати и слушала о наркоте, об алкоголе. О танцах в ночном клубе. О пьяной езде за рулем, хотя водительских прав у сестры не было. Слушала о дружбе с другими ребятами, сверстниками, золотой молодежью. Но больше всего я любила слушать о сексе.

Я ей завидовала.

Когда Лена спрашивала, хочу ли я узнать, как прошла ее ночь, я с учащенным пульсом кивала. Я пыталась это представить. Пыталась понять, как это. Я представляла секс ее глазами, ее пальцами, ее кожей. Ее губами. Порой это лишало меня сна, и я просто лежала всю ночь, не сомкнув ресниц. Ничего не видела, но представляла. Представляла, как могла сложиться моя жизнь, не толкни она меня с той крыши...

— А?

Я вздрогнула от шума. Спустя много часов он опять был здесь. Провернулась дверная ручка, скрипнули петли, и он вошел.

Была уже ночь. За окном пели сверчки. Я закуталась в рубашку и лежала на диване. Вдыхала его запах. Он был странным и непохожим на то, к чему я привыкла. Запах Марата не был похож на то, как пахнет мой отец. Он был другим. Более терпким, более резким. Будоражащим.

Он стоял и молчал. Я только слышала почти беззвучный цокот льда в его стакане.

— Что ты пьешь?

— Виски, — ответил он. — Хочешь, я и тебе налью?

Я хотела отказаться, но... застыла перед ответом.

— Не знаю.

— Не знаешь? — удивился Марат. — А кто же тогда знает, если не ты? Ты любишь виски?

— Не знаю, — повторила я шепотом. — Я никогда его не пробовала.

— Вот как... — сделал он шаг ко мне и стал ближе. — А что ты любишь? Что ты пробовала? Расскажи мне, что ты пробовала в свои девятнадцать лет? — Его голос был другим. Более мягким и плавным. Более расслабленным. Не таким, как в прошлый раз. Марат был немного пьян, и это ощущалось. — Ты уже должна была многое пробовать...

— Алкоголь я не пробовала. Я вообще ничего не пробовала... в свои девятнадцать лет.

— Хм... — задумался он и сделал еще глоток, звеня кубиками льда. — Интересное заявление... А как насчет интимной жизни?

Он был пьян и силен, стоял от меня в каком-то метре. Со стаканом виски в руке. Марат определенно не хотел уходить. А то, что он спросил — было только началом, только намеком на цель визита. Он пришел взять то, ради чего забрал меня домой.

— Интимной жизни? — повторила я с нервной хрипотцой. — Ты хочешь узнать... была ли я... — гасли мои слова в тишине, — была ли я с парнем?

Марат протяжно выдохнул. Эта тема его беспокоила, он хотел от меня услышать конкретики. Хотел узнать все подробности, все сюжетные линии моих любовных похождений. Но проблема заключалась в том, что их не было — этих сюжетных линий. Этих любовных похождений. Не было ровным счетом ничего. И мой единственный парень был выдуманным. Таким же нереальным, как и Северное сияние.

Но если небо я больше никогда не увижу... То к мужскому телу я хотя бы могла прикоснуться.

— Ну... — сказал Марат, — может, с парнем ты и была. Это мне не интересно. Ты лучше мне скажи... была ли ты... с мужчиной?

Он поставил стакан на тумбу и подошел ко мне вплотную. Я почувствовала новый запах.

Этот аромат был иным. Пахло чистой грубой кожей и ментоловым шампунем. Пахло теплом, влагой распаренного тела — оно слегка вспотело после душа и порции виски. А еще был привкус спирта — именно не запах, а привкус. Я его ощущала во рту, украдкой смаковала, растирая языком, чтобы представить выпивку в стакане. Представить, что он пьет. Что он чувствует сейчас.

Возникала жажда впечатлений. И эта жажда пугала.

— Что ты делаешь? — спросила я, когда он взял меня за руки.

На моих запястьях снова оказались путы. И пускай он давно уже снял с меня наручники, эти крепкие пальцы были хуже всяких замков.

— Успокойся, — шептал он так тихо, что казалось, будто в комнате другой — кто-то еще. Но не он. Не ублюдок Стрельбицкий. — Чш... Я не сделаю больно.

Он положил свои ладони на мои. Большие и жуткие. Но в это мгновенье они не страшили — нежно гладили девичью кожу и были такими теплыми. Такими горячими. Их касание просто жгло.