– Укоги, что это? – чуть-чуть отступив от острого клюва, спросила девушка.

Укоги ответила:

– Это конь.

– Конь? Вот это – конь?

– Госпожа, вы что, впервые видите коня? – Немолодой мужчина, держащий поводья огромного ворона, улыбнулся девушке.

– Так ведь я впервые поеду на летающей колеснице. В свитках я коней видела, но это были звери с четырьмя ногами, а эта птица не такая.

– То божественные кони. Они исчезли много сотен лет назад, и теперь мы называем конями вот их.

– А он не кусается?

– Бывают норовистые, но наш спокойный. Когда узнал, что повезу барышню, приготовил для вас лучшую лошадку.

Укоги усмехнулась и указала на мужчину:

– Он ведь давно уже управляет конюшней. Рад, наверное, что госпожа заинтересовалась его лошадками.

– Так оно и есть. – Мужчина радостно закивал.

– Ведь отвезти девушку, которую представляют ко двору, в Тюо – такая честь, которая выпадает только раз в жизни, да еще и неизвестно, выпадет ли вообще. Все наши работники льют слезы восхищения.

Вторая дочь Восточного дома только открыла рот, чтобы ответить, как ее ласково окликнула Укоги. Девушка послушно двинулась за дамой, которая манила ее во внутренний двор: там выстроились все работники дома.

– Госпожа, от всего сердца поздравляем вас с грядущим представлением ко двору! – Все слуги и служанки, которые работали на нее до сегодняшнего дня, склонив головы, прокричали хором поздравление. У всех на лицах были разные выражения: печальные, досадующие, возбужденные от невероятного счастья…

– Вы… – Она не могла говорить.

Из-за слов отца она не думала, что быть представленной ко двору – это какая-то особенная удача. Ей было приятно, что все так радуются за нее, но она также ощущала и какую-то вину.

– Спасибо вам! Но я наверняка скоро приеду обратно.

При этих ее словах служанки возмутились:

– Госпожа, не извольте такое говорить!

Увидев недоуменное лицо Второй принцессы, заговорил молчавший до сих пор слуга.

– Госпожа! Мы всегда будем рады встретить вас дома.

– Каскэ…

Каскэ – молодой слуга, который всегда заботливее других относился к девушке.

– Берегите себя, госпожа! – попросил он со слезами в голосе, и Вторая дочь Восточного дома тепло улыбнулась ему.

– Мне так приятно это слышать.

Она помахала всем, прощаясь, и все работники выпрямились и наперебой закричали:

– Счастливого пути!

– Поздравляем с представлением ко двору!

– Ну же, пойдемте, – заторопили девушку, и она, не в силах сдержать возбуждения, уселась в колесницу. Интересно, как она полетит? Девушка выглянула наружу и увидела, что позади появились еще два ворона. Они поддерживали колесницу сзади, а первая птица, видимо, должна была вести остальных.

Мужчина-возничий прикрикнул на коней, и та птица, что была впереди, широко взмахнула крыльями. Тут же поднялся ветер, и с, казалось бы, чисто выметенной земли взметнулась туча песчинок. Ветер растрепал челку Второй дочери Восточного дома, и она почувствовала, как прыгает в груди сердце. Ворон несколько раз взмахнул крыльями, и вся повозка вдруг взмыла в воздух. Девушка ухватилась за устроенные внутри поручни и выглянула в окошко: ей хотелось понаблюдать за взлетом. Она успела заметить, как из усадьбы кто-то смотрит ей вслед. Человек прятался за колонной, но она увидела, как мелькнул подол белого нижнего платья. В следующий миг их взгляды встретились. Вторая дочь Восточного дома вытаращила глаза и ахнула.

Это же…

– Госпожа, мы отправляемся. Пожалуйста, сидите тихонько.

Окошко захлопнулось перед ее носом, и девушка, не говоря ни слова, уселась на место. Она ничего не сказала вслух, но была уверена, что узнала стоявшего там человека.

Конечно же, это сестрица Футаба.

Сердце снова сильно забилось, но совсем не так, как раньше. Она вдруг почувствовала, как внутри все холодеет, будто ее облили водой.

Ведь по-настоящему на ее месте должна быть сестра.

Она сидела бы здесь, облаченная в окуренные благовониями алые одежды, цвет которых бледнеет от верхнего слоя к нижнему, а вокруг нее хлопотали бы придворные дамы. В груди бы пело от предвкушения того, что должно случиться, от беспокойства и надежды сердце бы сжималось, а щеки краснели.

Ее сестру растили для того, чтобы представить ко двору. И вот что вышло…

Несложно представить себе, что было у сестры на душе.

– Бедняжка… «Лучше бы я тогда отправилась на новогодний пир, а сестрица бы отдыхала», – не удержавшись, пробормотала девушка.

Наконец, они поднялись над землей и двинулись вперед, словно скользя по воздуху. Навес для экипажей в усадьбе тянулся до самого крутого обрыва. Колесница спланировала, чтобы взлететь с обрыва, и, когда выровнялась, девушка снова выглянула в окошко, но уже не смогла увидеть ни возбужденных от радости слуг, ни сестру.