Шрифт:
В полумраке шелк укутывавшего ее кимоно отражал падавший из окна свет, сверкая гладкой поверхностью. По красивому одеянию из белой ткани, словно река, растекались черные волосы. На них почему-то лежали сложенные из бумаги журавлики: один, два, три…
«Четыре, пять, шесть, семь, восемь… – Начав считать, Асэби мелко задрожала. – Девять, десять. И снова: один, два, три, четыре, пять!»
– Что это?!
Они были не только на волосах и на шлейфе. Начиная с ее тела, они рассыпались по всей комнате.
Весь пол уже оказался усеян журавликами. Их было не сосчитать. Непонятно, какую бумагу она использовала: и цветом, и размером все листочки были разные. На многих даже читались какие-то написанные тушью знаки. И все же все эти бесчисленные листки бумаги имели одно сходство: они все без исключения были сложены в форме журавликов.
Они подошли туда, откуда исходил слабый звук: кажется, и сейчас хозяйка комнаты вырезала листочки бумаги, чтобы складывать журавликов. Наверное, это были адресованные ей письма. Маленьким кинжалом она без колебаний делала из них квадратики вместо традиционной бумаги для оригами.
– Сиратама! – Хамаю еще раз позвала ее вроде бы обычным своим бесстрастным, но все-таки чуть печальным голосом – в этот раз чуть громче.
– Ах, госпожа Хамаю. И давно вы здесь? Рада видеть вас. – Сиратама, до сих пор сосредоточенно и спокойно складывавшая журавликов, поприветствовала их, кажется, так же, как обычно. – Простите, что не встретила как следует. Ко мне есть какое-то дело?
Сиратама мило склонила головку к плечу, и только теперь Асэби поняла, что с ней что-то не так. Суровость, всегда чувствовавшаяся в ее взгляде, куда-то исчезла. Сейчас это наивное лицо выглядело совершенно по-детски.
Хамаю безмолвно подошла к Сиратаме и забрала у нее кинжал. Та удивленно взглянула на девушку, и Хамаю села перед ней на колени:
– Ты, наверное, на пределе. Может быть, стоит подать прошение и вернуться домой, в Северный дом?
Асэби, удивленная и предложением Хамаю, и ее тоном, ничего не сказала.
Слова Хамаю были переполнены заботой о Сиратаме. Ее голос звучал нежно, в нем не слышалось ни капли обычной иронии. Совершенно очевидно, что она не имела ни малейшего намерения спровоцировать Сиратаму. Асэби посмотрела на Сиратаму: как она ответит? И тут же вздрогнула, потому что приветливое лицо хозяйки комнаты ничуть не изменилось.
– Я не могу этого сделать, – прозвучал звонкий, краткий ответ.
Это, конечно, сказала Сиратама. Наивная улыбка на ее лице заставляла усомниться в том, понимала ли она действительно то, что сказала ей Хамаю.
Что-то было не так.
Не обращая внимания на обеспокоенную Асэби, Сиратама заговорила певучим голосом:
– Не знаю, госпожа Хамаю, о чем вы думали, когда это сказали, но я должна стать супругой наследника. Мне кажется, это вы, госпожа Хамаю, должны понять наконец, где ваше место, и испросить разрешения на то, чтобы покинуть дворец и вернуться домой.
Сказанные с улыбкой, ее слова были чересчур жестоки.
Асэби задохнулась от возмущения, но Хамаю, наоборот, ответила, даже не пошевелившись:
– Возможно. Но с тобой может что-нибудь случиться.
– Так вы обо мне беспокоитесь? Не поздновато ли? – ответила Сиратама, хихикая, и на лице ее возникла прелестная улыбка. – Уже случилось!
По спине пробежал даже не холодок – Асэби перестала понимать, кто перед ней.
Что это? Это никак не может быть Сиратамой. Что-то в ней коренным образом изменилось. Лицо Хамаю тоже немного напряглось, но она не волновалась так, как Асэби.
Она на мгновение задумалась, а затем снова заглянула в глаза Сиратамы:
– Еще и сейчас не поздно. Тебе вообще не следовало сюда приезжать. Если есть другой, которого ты любишь, пусть это и ошибка, не стоило приезжать во дворец.
– Что вы говорите?
Асэби резко обернулась, внезапно услышав чей-то голос. Незаметно появившаяся Масухо-но-сусуки, побледнев, рассматривала Сиратаму. Еще не оправившаяся от утреннего потрясения, она выглядела изможденной. Тем не менее она была не так глупа, чтобы не заметить, что Асэби и Хамаю ушли вместе.
– Она любит другого и все равно приехала во дворец? Разве так можно?
Голос Масухо-но-сусуки звучал сурово, и Асэби в душе запаниковала. Однако Хамаю не стала ее обвинять, а заговорила, не отрывая глаз от Сиратамы, которая вдруг застыла с ничего не выражающим лицом.
– Не выяснив, кем являлся нарушитель, разве можно утверждать, что в этом замешана Самомо? Такимото знает, в чем дело, и придумывает всякие уловки, чтобы скрыть истину. Такимото принадлежит к дому Сокэ и изо всех сил старается скрыть скандал, который может повлиять на расстановку сил четырех домов. И если посмотреть с этой точки зрения, есть одна девушка, которая вызывает подозрения.