Письмо от Кадзуми пригодилось так, что это было даже смешно. Наконец-то Сиратама заполучила то, с чем можно было торговаться с Хамаю из Летнего павильона.

– Ты просишь меня отказаться от молодого господина? – изумленно переспросила Хамаю, когда Сиратама тайно посетила Летний павильон.

– Именно так. А за это Северный дом обещает поддерживать Южный дом.

Это была неприкрытая ложь. Вряд ли Южный дом станет союзником Северного только из-за того, что Сиратаму выберут супругой молодого господина. Но во дворце Окагу воля Сиратамы выглядит как воля Северного дома. Она, конечно, не думала, что Хамаю легко согласится, но и это входило в ее план.

Как она и рассчитывала, выслушав предложение, Хамаю тут же отвергла его:

– Не выйдет! Даже говорить не о чем. Вряд ли глава Северного дома будет действовать по твоей указке. Вот добудешь официальное соглашение о том, что Северный дом станет нашим союзником, тогда и приходи.

Хамаю развернулась и помахала рукой, уходя, и по ней непохоже было, что она собирается что-то делать с этим. Но тут Сиратама вынула заготовленный козырь.

– Тогда позволите рассказать госпоже Фудзинами-но-мия о вашем происхождении?

Хамаю застыла на месте и медленно обернулась. Сомнения на ее лице не было, оно просто потеряло всякое выражение.

– Ясно. Сразу видно – Северный дом. Быстро ищете информацию.

– Да. Я знаю, что вы изначально не собирались становиться супругой Его Высочества. Однако, если об этом узнают, вам придется нелегко.

Хамаю, кажется, задумалась, и Сиратама нанесла последний удар.

– Я хочу сказать, что, если вы позволите мне стать супругой наследника, я соответствующим образом отблагодарю вас. С мощью Южного дома уж Западный мы сможем как-нибудь удержать.

– А что делать с Восточным? В каком-то смысле больше всего хлопот будет с Асэби.

Теперь ей было о чем говорить.

Она обманула Хамаю. Тот, кто приехал сражаться в Окагу и легко поддался обману, сам виноват. Совесть ее не мучила.

Крича про себя от радости, Сиратама удивленно склонила голову в ответ на слова Хамаю:

– Что вы имеете в виду? Асэби – деревенщина, ее даже называют вороном-таю. Подумаешь, немного владеет музыкальным инструментом! Она мне не соперница.

Тут уже головой покачала Хамаю:

– Вот поэтому-то она и станет проблемой. Судьба Восточного дома не зависит от того, станет его дочь супругой наследника или нет. Они столь искушены в политике, что не видят в этом необходимости.

Сиратама впервые слышала мнение Южного дома об этом.

Пожав плечами, Хамаю продолжала:

– Странно уже то, что они настаивают на своей нейтральности, находясь при этом под давлением сразу двух домов – Южного и Западного. Виляют, точно у них нет своего мнения. По-моему, Восточный дом хитрее всех: выглядят так, как будто не имеют никаких амбиций, в отличие от Западного дома, но при этом на них не действует политическое давление. Ничего не выйдет.

Сиратама вспомнила улыбающееся лицо Асэби, и по спине у нее вдруг пробежал холодок. Ей вдруг стала противна ее соперница, ни о чем, в отличие от нее самой, не думавшая.

– Что будешь делать? Заключив тайный союз с Южным домом, ты сможешь только чинить препятствия Западному.

– Мне этого достаточно, – тут же ответила Сиратама и холодно улыбнулась. – С Асэби я сама справлюсь.

После этого случилось много разных событий.

Она узнала, что письма от молодого господина кто-то перехватывал и уничтожал. Сиратама сразу заподозрила Асэби, но в конце концов поняла, что та ни о чем не знала.

И все же Сиратама продолжала угрожать Асэби. Она поносила ее, кричала, чтобы та уезжала домой, придумывала ей всяческие гадости. Каждый раз, когда та плакала, Сиратама в душе нетерпеливо проклинала ее: мол, когда же ты наконец уедешь.

Сиратама ненавидела себя даже больше, чем другие.

Каждую ночь, в полночь, когда все другие придворные дамы засыпали, она вставала и выходила на устроенную в Зимнем павильоне площадку для любования луной.

В отличие от других павильонов, в Зимнем не было мест для наблюдения за цветами или осенними листьями. Вместо этого там была площадка для созерцания луны, с которой можно было смотреть на простирающееся у подножия горы озеро. Окагу был как бы встроен в подступавшие к нему горы. Из-за этого озеро было видно только из Зимнего павильона.

Сиратама тихонько открыла двери и впустила внутрь холодный прозрачный воздух. Она уже почти вышла на площадку, но съежилась от этого холода. Ступив на ледяные доски, она отдернула ногу и в конце концов устроилась прямо там, на пороге. Усевшись на лесенку, ведущую к круглому окошку, она уставилась в небо. Небо затянуло облаками, но вокруг оставалось светло. На гладкой поверхности озера совсем не видно было ряби, а горы стали такими тихими, словно все живое из них исчезло.

Облачка плавно летели по небу, иногда сквозь них просвечивала луна.