Но лошарой оказалась сама Света. Эскиз дизайна квартиры она выполнила лично. Света любила Димку. Ей была пофигу его ментовская служба. Это был ее мужчина. Высокий, под два метра ростом, крупный, с открытой детской улыбкой. Порой откровенно безбашенный, постоянно шутил и смеялся. Она хохотала над его рассказами. Но девушке не всегда удавалось понять, о чем он на самом деле думает. Этим, кстати, Дима напоминал ей папу. И только.

Когда парочка оставалась наедине, Света обожала изучать любимого мужчину. Начинала сверху. Проводила пальчиком дугу по лбу с широкими густыми бровями, бритой щеке. Потом спускалась к поросшей жесткими волосками груди.

Особо девушку интересовали небольшие шрамы на лице. Их было два. Продолговатая ниточка под левым глазом заканчивалась звездочкой на скуле. Как будто бежала слезинка, а потом застыла. Шрамы были явно давние, но не обычного розоватого цвета, а черные. Как тату.

Похожие штуки она видела в американских боевиках. Там такие слезки часто носили киллеры. Словно в издевку, якобы жертв оплакивали.

Света ошибалась. В далеких Штатах это часто означает лишь то, что владелец побывал за решеткой. Иногда слезы подчеркивают горький стыд за прошлое, который просто разрывает сердце зэка. Типа, человек сожалеет, но вынужден нести эту боль в себе. Иногда их наносят те, кто, мотая срок, не смог проводить близких людей в последний путь. Плакать же в тюрьме не принято. Вот и выражают свое горе в виде чернильных капелек на щеках.

– Расскажи мне, котик, – как-то попросила она, свернувшись рядом калачиком, откуда у тебя это? – и погладила шрамы.

Димка усмехнулся: «Да, так, ерунда». Потом лениво потянулся, прижимая рукой податливое тело поближе:

– Жили мы недалеко от шахт. Пацаненком поехал раз на велике вынести мусор. Ведро прицепил на руль и кручу педали. Вдруг цепь как соскочит. А я разогнался с пригорка, впереди дорога. По ней вечно грузовики, – Димка помолчал секунду, вспоминая. – В общем, как дебил, чтобы остановится, на ходу ногу в колесо сунул. Велик перевернулся, ну я и влетел с размаху мордой в гравийку, – парень тронул свободной рукой шрам и продолжил. – Весь в кровище, штаны порвал. Потащился домой. Велик тоже привел. Спицы повылетели, а оставить нельзя. Подрежут в секунду, хоть и сломанный. Мама, думаю, в обморок упадет… Ну, нет, – он мягко улыбнулся, – она не такая. Зато я свалился, когда в дом шагнул. Так и грохнулся в отключке. С ведром в руке. А там мусор, остался, обратно привез.

– А черные они отчего? – чуть притронулась к «звездочке» губами.

– Так у нас пыль такая, угольная. Она везде была. И на гравии.

Помолчали. Света прижалась сильнее. Изучение особенностей строения тела продолжилось. Незаметно перешло в обнимашки… Повезло ей с Димкой, что скажешь.

Теперь он не мог простить измены. Света ждала его после дежурств, ловила возле самого подъезда. Звонила на мобильный и плакала в трубу. Но Димку как заклинило. Он будто окаменел изнутри. «Упал на мороз». Представлял ее с другим и не мог перешагнуть обиду. Отпустить.

Неожиданная помощь «Шапокляк» вовремя разрулила тупиковую ситуацию. Соседка предложила на выбор несколько вариантов куда можно поехать учиться. Дима выбирал самые дальние точки. Ну, конечно, не совсем. Так, чтобы мама могла приехать. Вот и сошлись на Калининграде.

Свете Димка ничего так и не сказал на прощание. Даже не позвонил. Бедняжка, она так и не поняла главное. Что виноватым в их разрыве был отнюдь не внезапный всплеск чувств к Толику. Ну, может, отчасти, гормоны там, молодость. А истинная причина крылась в ее дипломном дизайн-проекте, привезенным из Львова. Именно в соответствии с которым была оформлена ее уютная студия.

Назывался проект коротко: «Domino».

Мокрая закладка

Во время дождя Димку как-то занесло на полосу. По счастью – не на встречную, а общевойсковую. Штурмовую полосу препятствий. За наличие собственного мнения «шибко умный» курсант получил разовый наряд. Провинность требовалось искупить очисткой тренировочного полигона от скудной растительности.

Лениво помахивая тяпкой, курсант медленно двигался по границе плаца вдоль ряда разрисованных металлических щитов, на которых мускулистые парни лихо преодолевали немыслимые преграды. Рвы, заборы, пропасти и прочие военные трудности легко покорялись будущим пограничникам.

Остановился возле картины, изображающей розовощекого бойца на бревне. Тот стоял с раскинутыми руками, очень похожий издали на распятие. Внизу шел текст с инструкцией из наставления по физподготовке.

Дима решил передохнуть и принялся читать казенные строчки:

«Двигаясь по стене разрушенного дома, военнослужащий пробегает по одиночной балке», – а далее следовало неожиданное продолжение – «… как же я устал писать этот бред, хочу спать, есть и, вообще, пошло всё в жопу! После прыжка через пролом на землю военнослужащий преодолевает траншею и двигается по направлению к проволочным заграждениям».

Вот что бывает, когда начинают экономить на наглядной агитации и прибегают к творчеству личного состава. Сколько времени простоял здесь замечательный щит? И куда смотрел замполит? Ответы, похоже, знал только автор откровения. Судя по облупившейся от времени краске нагоняй от руководства института художнику-самородку уже не грозил.

Димка постоял немного. Потом достал маркер, оставшийся в кармане после занятий по тактике, и дописал прямо на стенде: «…я тоже».

Но это была минутная слабость. Скорее всего вызванная накатившей вдруг тоской по гражданке и сырой погодой. На самом деле учиться на пограничника Диме нравилось. Особенно, когда пошла специализация и курсанты на наглядных примерах могли оценить степень коварства потенциального противника.