Шрифт:
Вспомнил опять, как сладко пахло ее страхом. Снова возбудился и старательно пошел медленно, пошатываясь. Как обычный подгулявший алкаш-работяга. Успокоился теперь окончательно.
Сел в автобус и через десять минут вышел в Северном микрорайоне. Окна стандартной девятиэтажки вовсю светились огнями. В квартире было тихо. Аккуратно положил ключи на комод и сразу прошел на кухню. Ужинать не стал, только плеснул полную стопку водки, выпил одним глотком.
Вышел опять в прихожую, что-то снял с вешалки, прошел в крохотный, но уютный зал. Жена, как обычно угомонила детей вовремя и теперь мирно дремала возле включенного телевизора.
Шли местные криминальные новости. Симпатичная фотомодель в модной стрижке с погонами полковника, не отрывая глаз от телесуфлера, старательно артикулировала подкаченными губами. Она предупреждала граждан от опасности случайных знакомств и призывала к бдительности:
«…В последнее время весьма участились случаи обращения граждан в связи со слухами о возобновлении активности так называемого маньяка, совершающего нападения на одиноких женщин и девушек. Сообщаем вам, что органами внутренних дел предпринимаются все необходимые меры по пресечению противоправных действий неустановленных лиц, направленных на покушение на жизнь и здоровье всех представителей населения города и области».
Неизвестный ухмыльнулся и потрепал жену по округлому бедру. Прошептал: «Лено-о-ок! Баиньки пора», – и направился в спальню. Вокруг кисти его правой руки уже была привычно намотана пушистая лента мягкого вязаного шарфика…
Жажда 2. Эдик. Танька дура
– Эдька, вылезай сейчас же! Кому говорю? Хуже будет! – под стол протянулась крепкая рука и выволокла за ногу брыкающегося мальчишку.
Тяжело дыша, мужчина поставил ребенка на ноги. Бац! От звонкой оплеухи тот снова отлетел в угол комнаты. Прикрыл лицо руками. Но сквозь подрагивающие пальцы на отца был устремлен колючий, немигающий взгляд волчонка.
Щеку Эдика нестерпимо жгло. Но почему-то он ощущал и мучительное удовольствие. Такое же сладостное, как и тогда. На пустыре. Куда он с двумя дружками после уроков затащил соседскую кошку. «Это Танька, гадина, подсмотрела. Точно. И нажаловалась маме. Нужно было подождать темноты. Никто бы не увидел».
– Папочка, не бей! Это не я-я-я, я ничего не делал, – жалобно хныкал мальчишка, растирая кулачками сухие глаза. «Что бы ей сделать? Побить. Заставить плакать, на коленках ползать. Или червяками дождевыми накормить. Но она опять все родителям расскажет. Надо как-то сделать, чтобы не знала кто. А может ее…» – в голове Эдика шевельнулись уже не детские мысли.
– Это все Сашка, он придумал. И спички он принес. А Валерка держал. Я только смотрел. Папочка, не надо, пожалуйста. Прошу тебя-я-я, – выводил уже на самой высокой ноте мальчик.
Отец вдруг увидел, как тело ребенка забилось в легких конвульсиях, и тот слегка застонал. Мужчина перепугался, выронил ремень. Потом бросился к сыну, приподнял чернявую голову.
Мать давно вышла из комнаты и плакала на кухне, предоставив мужу разбираться с их чадом самому. Отняв руки сына от лица, отец оторопел.
Слегка закатив глаза, Эдичка счастливо улыбался. Ему было очень приятно. Он представил в деталях как будет наказывать ябеду. И еще. Захотелось повторить это острое, ранее не испытанное наслаждение…
У Эдика, к слову, была и другая веская причина ненавидеть Таньку. Сколько себя помнил он был один. Дома без братьев. сестер, в классе без приятелей. Родители особо им не занимались. Маме, санитарке в больнице, не до него было. Накормить, напоить – вот и вся ласка. Отец был крутого нрава, доставалось и сыну, и маме. Ну, когда дома бывал. Жизнь дальнобойщика дарила такие возможности нечасто.
Конец ознакомительного фрагмента.