Шрифт:
Козёл! Хотя… может, это я дура, а он нормальный? Не зря же придумали, что сразу давать нельзя. Правило трех свиданий, как минимум, и все в духе того, что «зачем покупать корову, если молоко дают бесплатно?»
Нет уж, дала, и дала. Жалеть не буду. Классно было, хоть и больно.
– И все же, я объясню. Профдеформация у меня, характер поганый.
– Не заметила.
– Ты меня совсем не знаешь.
– Как и ты меня, – подняла на Игната глаза.
– Да, не знаю. Но вряд ли тебе бы понравилось иметь дело с таким, как я.
– А мне таких предложений не поступало – иметь дело с таким, как ты. Даже проверить не получится.
– Языкастая, – оскалился он. – Я про то, что… черт, хрен знает, как объяснить!
– Раз уж начал, то попытайся, сделай одолжение, – положила подбородок на сцепленные в замок ладони, и приготовилась слушать.
– Ты бы нормально отнеслась, если бы я заставлял тебя каждые пятнадцать минут звонить мне, или присылать смс с геолокацией? Если бы я контролировал, с кем ты общаешься, во что ты одета, не слишком ли откровенно? Если бы запрещал общаться с парнями, даже если это двоюродные братья?
– Ты ревнивец?
– Нет, – усмехнулся Игнат не очень весело. – Мне говорили, что я моральный урод. Дело не в ревности, а в контроле. Патологическом. Контроле всех, кто рядом. Тебе восемнадцать? Я примерно в это время понял, что нихера не получится. Встречался с девчонками, и каждый раз в эту ловушку попадал, при том, что не любил. Природа такая. Могу тебе отзывы уволенных сотрудников дать почитать, если интересно: «все зашибись, но начальник – говно, передохнуть не дает». Контроль, понимаешь? Безусловный. С возрастом, и с новым статусом все только хуже стало. Так что не вешай нос, мелкая, так будет лучше.
– А может не будет? – нахмурилась я. – Тебе-то откуда знать, что для меня – лучшее? Я привыкла к контролю. Говорила же – балетная я, педагоги были теми еще людоедами.
– И ты бы нормально отнеслась, если бы я пересмотрел твой круг общения?
Круг общения, состоящий из Жени и Веры?
– Да.
– И гардероб?
– Я скромно одеваюсь.
– И носишься по холоду в платьях, – хмыкнул Игнат. – Ладно. А если заставлю отчитываться по каждому шагу – где ты, с кем ты?
– Мне не сложно написать сообщение, или позвонить.
– День за днем? Передать полный контроль – это тебе не сложно?
– Нет, – фыркнула я – Боже, о чем он вообще? – Конечно, иногда это нереально – звонить и отчитываться. Например, я восстанавливаюсь, и скоро на сцену планирую вернуться. Грим, первый акт, но в антракте вполне могу звонить, пока подправляю макияж, и…
– Сцена, – перебил Игнат. – Ну а если мне не понравится то, что ты у всех на виду, и танцуешь? И я попрошу бросить то, на что ты годы потратила?
– Зачем? – растерялась я.
– Затем, что я – такой. Что скажешь?
– А ты попросишь об этом?
Игнат выразительно взглянул на меня.
Черт, и правда маньяк. Но балет… нет, не для того я столько мучилась, тренируя выворотность стоп, гибкость суставов и эти минимальные тридцать два фуэте, чтобы бросить до сорока пяти лет. Я же толком не танцевала еще!
– Дело даже не в сцене, – спокойно произнес Игнат, словно поняв, о чем я думала. – Тебя бы даже обязанность отчитываться о каждом своем шаге задолбала через неделю, малышка. Потому что это ненормально. А я бы ничего не смог с собой поделать, проходил уже это. Потому допивай кофе, а я отвезу тебя в отель.
Глава 6
Мы с Игнатом в машине.
Я молчу. Он молчит. Жалеет, или нет – плевать.
Я не жалею.
Понимаю, что это, наверное, не любовь, а чистая страсть, или же тень любви, ее начало, которое могло перерасти в нечто большее. Но не сложилось. Бывает. Это жизнь.
Мой педагог – Нина Васильевна – говорила, что ей в молодости, несмотря на красоту и талант, долго не позволяли танцевать партию Жизель. Потому что тогда она еще не любила, потому что тогда ее еще не предавали, не бросали, не отмахивались от нее. И любовь казалась светлым чувством. И только когда она пришла на одну из репетиций разбитая и уничтоженная после предательства мужа, тогда её и утвердили на эту роль.
Даже в разочаровании есть толика горького очарования. И все это может пойти на пользу.
– Может, в ресторан? Ты голодна?
– Нет, – легко улыбнулась Игнату.
Он уверенно ведет машину. Недоволен, хмурится. Он как отражение Петербурга, этого мрачного, величественного города.
– Надолго в Питере?
– Не знаю, – пожала плечами, – Обратный билет еще не куплен.
– Чем займешься сегодня?
– Чем-нибудь.
Чем я займусь? Как обычно – растяжкой. Даже в путешествиях, даже после травмы нужно стоять у станка, и тянуться, тренировать балетные позиции. Станок мне сейчас заменяет обычная вешалка для одежды – не слишком удобно и привычно, но хоть что-то.