– Думаю, вреда это не причинит. – Я искренне надеялась, что права. – Только, знаешь… – добавила я и тут же ощутила под пальцами движение кадыка.

– Знаю, – прохрипел Роджер. – Никаких ожиданий. Поможет, так поможет. А если нет – по крайней мере, хуже не будет.

Кивнув, я принялась легонько ощупывать шею. В центре горла виднелся шрам от трахеотомии, которую я сделала, чтобы спасти ему жизнь, – едва заметная ложбинка шириной не больше дюйма. Провела по ней большим пальцем: сверху и снизу проходили кольца здоровой хрящевой ткани. Должно быть, ему стало щекотно от моих прикосновений; Роджер вздрогнул – кожа шеи вмиг покрылась мурашками – и засмеялся.

– Гусь разгуливает по моей могиле, – пошутил он.

– Скорее топчется по твоему горлу, – улыбнулась я. – Повтори еще раз, что говорил доктор Макьюэн. Все, что вспомнишь.

Роджер откашлялся, и я почувствовала под ладонью трепыхание кадыка.

– Он ощупал мое горло. Так же, как вы сейчас, – с улыбкой добавил зять. – Потом спросил, знаю ли я, что такое «гиоид», или «подъязычная кость». – Рука его невольно потянулась к шее, но замерла на полпути. – Макьюэн сказал, что у меня она примерно на дюйм короче, чем следует. И что в противном случае я был бы уже мертв.

– Интересно… – Поместив большой палец ему под челюсть, я попросила сглотнуть.

Зять послушно выполнил просьбу. Не отнимая пальца, проделала тот же опыт с собой.

– Черт подери! – поразилась я. – Конечно, выборка небольшая – к тому же нужно учитывать анатомические особенности разных полов. Но, похоже, он прав. Возможно, ты – неандерталец.

– Кто-кто? – Роджер ошарашенно уставился на меня.

– Шучу. Хотя неандертальцы действительно имели строение гиоида, отличное от современных людей. По мнению большинства ученых, хомо неандерталенсис и вовсе обходились без него, поэтому и не могли говорить. Однако мой дядя Лэмб… Подъязычная кость необходима для связной речи. Она удерживает язык в правильном положении, – пояснила я, заметив непонимание на лице зятя. – Так вот, дядя не верил, что неандертальцы были немыми. Считал, что у них гиоид просто располагался немного по-другому.

– Чрезвычайно увлекательно, – вежливо сказал Роджер.

– Итак, продолжим. Что доктор Макьюэн сделал после замечания о твоем гиоиде? Как именно он тебя касался? – спросила я, вновь обхватывая руками его шею.

Роджер откинул голову назад и сместил мою руку чуть ниже, осторожно раздвинув пальцы.

– Примерно так.

В таком положении мои пальцы покрывали – полностью или частично – все важнейшие органы шеи, от гортани до подъязычной кости.

– А потом…

Я напряженно прислушивалась – не к словам Роджера, а к голосам его тела. Я десятки раз осматривала ему горло, особенно в период восстановления после неудавшейся казни. Но с тех пор минуло несколько лет. Мышцы шеи напряглись под моими пальцами, пульс бился ровно – хотя и чуть быстрее обычного. Очевидно, для Роджера это было очень важно. Мне стало неловко: ведь я понятия не имела о методе Гектора Макьюэна и тем более не могла его воспроизвести.

«Я знаю, какой должна быть на ощупь здоровая гортань, и вижу, в каком состоянии твоя… Поэтому просто дотрагиваюсь до нее и представляю здоровой», – вот что сказал Макьюэн в ответ на расспросы Роджера.

Мне бы тоже не помешало вспомнить, какой должна быть на ощупь здоровая гортань.

– Еще я чувствовал тепло. – Пациент вновь закрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях. Гладкий бугорок гортани под моей ладонью двигался вверх и вниз при глотании. – Ничего пугающего. Казалось, я просто зашел в жарко натопленную комнату.

– А сейчас ты чувствуешь тепло? – Кожа шеи была прохладной, и я почти не сомневалась, что по контрасту мои руки кажутся горячими.

– Да, – ответил он, не открывая глаз. – Но только снаружи. Когда доктор Макьюэн делал… то, что делал, – жар шел изнутри. – Роджер нахмурил темные брови и переместил мой большой палец в самый центр, прямо под гиоид. – Я чувствовал тепло вот здесь. И… здесь. – Удивленно раскрыв глаза, он прижал два пальца чуть выше ключицы, в паре дюймов от надгрудинной ямки. – Странно… лишь сейчас об этом вспомнил.

– Здесь он тоже трогал? – Я сдвинула пальцы ниже; мое восприятие обострилось до предела – так бывало, когда мне удавалось полностью сконцентрироваться на организме пациента. Судя по удивленному взгляду, Роджер заметил эту перемену.

– Что…

Он так и не договорил: снизу послышался оглушительный визг, за которым последовала перебранка и детские крики. Затем раздался возмущенный голосок Мэнди:

– Ты плохой, плохой, плохой! Ненавизу тебя! Ты плохой и попадес в ад!

Роджер вскочил на ноги.

– Аманда! – крикнул он. – Ну-ка марш сюда!

Я глянула назад: с перекошенным от ярости личиком Аманда пыталась выхватить у Жермена Эсмеральду. Тот держал куклу высоко над головой Мэнди, уворачиваясь от пинков маленьких ножек.

Услышав крик Роджера, Жермен вздрогнул и повернул голову; Мэнди не преминула со всей силы заехать ему по голени носком довольно увесистого ботинка. Послышался глухой удар, и Жермен завопил от боли. Потрясенный Джемми выхватил куклу, сунул ее в руки сестре и, бросив виноватый взгляд через плечо, побежал в сторону леса. Следом ковылял Жермен.