2242 год. Меня зовут Габриэлла Луин. Я живу в мире после Великого пожара. 12 лет назад Солнце сделало жизнь на Земле невыносимой, и самые богатые и влиятельные люди, предвидя глобальную катастрофу, бежали на космическую станцию. Почти все, кто остался на планете, погибли. Однако некоторым удалось уцелеть. И даже больше – мы стали сверхлюдьми, посланниками света. Но моя жизнь переворачивается: жители станции берут меня в плен. Когда я вижу Дэнниса впервые, то сразу понимаю: он не такой, как другие. Его хмурые чёрные глаза пугают и завораживают, но протянутая рука помощи – тёплая и сильная. Только что это меняет, если я была и остаюсь для руководителей станции дикаркой, а единственное, чего им хочется, – разорвать меня на части и рассмотреть под микроскопом?..
ГЛАВА 1 (Габриэлла). НАСЫПЬ, УСЕЯННАЯ ЦВЕТАМИ
Я появилась на свет дважды. Во второй раз главным правилом моей жизни стало не думать о прошлом. Я следую ему неукоснительно, но тот день помню до мельчайших подробностей: первый вдох и огонь, охвативший мои лёгкие, холодные слёзы бабушки, падающие на мою кожу, и рваные рыдания, когда она сжимала меня в объятиях, благодаря Вселенную за спасение единственной внучки.
Быть здесь и сейчас – это правило, которое нельзя нарушать. Но я нахожусь в единственном месте, где законы жизни не властны, ведь здесь распоряжается Смерть.
Закрываю глаза, поднимаю лицо к небу, чувствуя, как по коже приятно танцуют солнечные лучи. Шёпотом, утопающим в шелесте трав, произношу молитву:
– Мы не виним предателей, сбежавших на Тальпу. Не возвращаемся к прошлому, но помним: искусственный мир обречён. Великий Пожар превратил нас в эдемов, солнечных людей. Мы служим Солнцу, воде, воздуху и земле. Мы называем Вселенную Иоланто и верим в скорое Исцеление. Пускай моё сердце стучит в одном ритме с сердцами ближних. Пускай Иоланто направляет меня.
Я вдыхаю насыщенный древесный запах и ароматы цветов. Среди них чувствую особенный – тонкий, нежный. Он похож на предрассветный воздух – самый чистый, лишённый ярких запахов трав и цветов, уснувших на несколько часов, звенящий от всеобъемлющей пустоты и одновременно наполненности. Это священная фацелия: её цветы пахнут капельками дождя на лепестках и росой на траве. Ненавязчивый аромат обещает богатый урожай, вечное лето и несколько минут одиночества.
Открываю глаза. Аметистовая аллея пылает всеми мыслимыми оттенками фиолетового – это цвет божества Иоланто. У многих цветов и кустарников даже стебли такие же. Фиолетовое море разбавляют лишь светло-рыжие стволы деревьев и зелёная трава. Среди цветов я вижу множество бутонов священной фацелии. Они похожи на большие шишки, только фиолетово-лиловые. Ячейки, напоминающие соты, блестят капельками воды. Цветы уже распустились, по форме они подобны бабочкам.
Я вхожу в туннель из деревьев и наслаждаюсь нежно-лиловым свечением, в котором оказываюсь. Поднимаю руку и легонько провожу по свисающим гирляндам цветов. Лепестки такие нежные, что боязно их касаться.
Прохожу вперёд, сворачиваю дважды направо и попадаю в один из самых отдалённых уголков сада.
Сажусь на изогнутый ствол дерева и прямо передо мной оказывается насыпь. Она густо укрыта цветочками, изображающими два лица. Если верить цвету бутонов, то у моего папы были рыжие волосы, а у мамы светились золотом, как у меня, хотя ей так и не суждено было стать солнечным человеком…
Я смотрю на могилу, но в моём сознании мелькают совсем другие образы: высокий крепкий мужчина с тёмными волосами и бледной кожей и женщина с выразительными голубыми глазами. Больше такого цвета я никогда не встречала.
Время от времени мне снится, как мужчину и женщину тащат люди в серых костюмах и масках, скрывающих лица. Есть и другой сон: я вижу силуэт мужчины – высокого, с широкими плечами; он поворачивает ко мне лицо, и луч света, медленно подползающий к нему, обещает раскрыть мне, кого я вижу, но в последнюю секунду всё тонет во мраке, и тайна остаётся неразгаданной…
Как обычно, стоит вспомнить о видениях, и начинает болеть голова. Однако надоедливый шум в ушах не мешает расслышать в звенящей пустоте звук приближающихся шагов.
– Я знала, где тебя найти, – раздаётся голос, и мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит.
Обычно звонкий и крепкий, здесь, на кладбище, он звучит намеренно тихо. Молча киваю, ощущая, как тёплая рука Ноны ложится на моё плечо. Девушка садится рядом.
Будь на её месте кто-то другой, я уже покраснела бы от стыда, ведь изнываю от ускользающих воспоминаний на кладбище, в одиночестве. Я старалась бы приветливо улыбаться, интересоваться самочувствием и желать душистой фацелии. Спрятала бы грустные мысли так далеко, что позже едва ли вспомнила бы о них.
Нона знает о моих видениях, догадывается, над чем размышляю, скрываясь от ближних в глубине Аметистовой аллеи. Да, она знает многое, но я поправляю волосы, чтобы спрятать рисунок за правым ухом прядями и сине-зелёными перьями, которые украшают мои волосы. Об этом изображении на коже я не рассказываю даже подруге, ведь догадываюсь, что она скажет: наверняка её объяснения будут связаны с нашими родителями и прошлым всего человечества, а у Ноны и так хватает проблем из-за её философских речей.
И мне из-за них тоже проблем хватает.
– Как рука? – спрашивает девушка.
Я поднимаю ладонь и задумчиво разглядываю её в лучах Солнца. Ничего не указывает на то, как ещё вчера вечером я не могла исцелить саму себя, и хотелось плакать от стыда и бессилия.
Нона рассматривает мою руку и, хоть я ничего не говорю, задумчиво кивает, убедившись, что теперь всё в порядке.
– Аврея несколько раз спросила, где ты, – сообщает подруга, и я с лёгкостью различаю улыбку в её голосе, – почему не молишься со всеми.