Третья грань реальности
Война едва не уничтожила меня, но я выцарапала себе новую жизнь - опасную, непредсказуемую, чужую. Теперь я вампир, и в моей судьбе нет места счастливому замужеству, зато появилась магия, приключения и настоящий бог. Правда, бог на поверку оказался разгильдяем. Но проделки у него основательные, и неприятности к ним прилагаются.
И, похоже, он присматривает за мной лично - кто же ещё способен подложить такую свинью вместо первой приличной работы?
Грань первая – человеческое прошлое. Пролог
За семь лет и два месяца до…
Середина лета – не самая приятная пора для прогулок. Без шляпки напекает солнце, а в ней потеет голова. Даже в лёгком платье ужасно жарко, из-за корсета и многослойных юбок одежда больше походит на орудие пыток, а выход на улицу – на изощрённую казнь. Но как бы я ни упрашивала сестру посидеть в усадьбе, пока не спадёт полуденный зной, Вероника не слушала – заявляла, что не тосковать взаперти приехала. Впрочем, с какой именно целью она посетила нас, я понять не могла.
– В такие моменты я завидую слугам, – неожиданно кивнула Вероника на женщин, стирающих бельё в реке.
Они стояли только в нижних рубахах, по колено в воде, мокрые, уставшие, с полными корзинами белья, но отчего-то невероятно весёлые. На минуту я представила себя посреди реки, с растрёпанными каштановыми волосами, вспотевшую от тяжёлой работы… может, мне и хотелось искупаться, но меняться местами со слугами ради этого я бы точно не стала. Лучше потерплю.
– Ты всем завидуешь, – пустила я шпильку.
Веронике не нравилось быть баронессой Аргельм, как не нравилось до этого быть графиней Виктимской. Она не хотела замужества, потом – беременности. Постоянно, глядя на людей, сестра мечтала оказаться не на своём месте. Выдумывала, будто могла стать счастливее, родись она кем-то другим. Меня всегда удивляли эти мысли – Вероника старше, и уж в её возрасте на мир смотрят реальней.
– Скажешь тоже – всем! – фыркнула Вероника. – Я всегда завидовала только чародеям.
…и бардам, и актёрам, и прочим бродягам, которые всю жизнь проводили в дороге, перебиваясь случайными заработками. Но талантами бог сестру обделил, оставив лишь самую капельку магического дара, поэтому чародеям, конечно, доставалось сильнее.
Комнату Вероники в нашей усадьбе заполоняли псевдочародейские вещички, книги по волшебству и прочая сомнительная литература. Несмотря на это, колдовать сестра не умела даже чуть-чуть – всё жаловалась, что учитель нужен. Потому и оставила «наследство» нам с братом, не стала перевозить к мужу – распрощалась, как с детством.
– Если честно, – поделилась Вероника, – я до сих пор жалею, что не сбежала из дома и не стала чародейкой.
…и не опозорила всю семью. В бродяги от хорошей жизни не уходили. Подавались либо бедняки, либо обнищавшие дворяне. Причём последних полоскали так, что в приличном обществе они, даже выслужившись и сколотив состояние, предпочитали не появляться. Разве что купцам было всё нипочём – любили они отдавать детей в ученики к чародеям. Но только при условии, что не замечали у тех деловой хватки.
За своими размышлениями, я не сразу заметила, как хитро сестра на меня смотрит. И тут же я пожалела о подтруниваниях. Сейчас опять начнётся! О, бог мой лавровый! В который уже раз?
– Только не начинай! – предупредила я торопливо.
– Эния, я не понимаю, почему ты пренебрегаешь своим даром! – схватив за руку, взялась вновь убеждать меня Вероника.
Донимала она меня, пытаясь заразить своими мечтами, вот уже пару лет. С тех самых пор, как хороший друг нашей семьи, чародей Вильфрид, заметил у меня способности к волшебству и неплохие. Куда большие, чем у Вероники, которую в своё время брать в ученицы Вильфрид отказался, сославшись на занятость.
О, кто бы знал, как я устала от бесконечных повторений одного и того же спора на разные лады! Я любила сестру, которая с пяти лет заменила мне мать, но взгляд на жизнь переняла у отца и старшего брата. Мне хотелось, когда вырасту, выйти замуж, воспитывать детей и вести хозяйство, желательно покрупнее. Я считала это не просто женским долгом – мне нравилось создавать уют в доме, направлять слуг и, преодолевая трудности, стремиться к совершенству. Но Вероника будто и не слушала.
– Я могу прожить и без чародейства, мне это не нужно, – покачала я головой в очередной раз, стараясь отвечать миролюбиво.
– Но это же так интересно! Далёкие путешествия, новые знакомства, удивительные возможности…
– …бесконечные постоялые дворы вместо дома с мягкой кроватью; посторонние люди, перед которыми ты стелешься, чтоб заплатили монетку...
– Какая же ты зануда! – покачала сестра головой и присела на скамью, укрытую тенью ивы. – Неужели тебе совсем не хочется приключений, силы? Да, в конце концов, настоящей любви!
Я удивлённо вскинула бровь, поворачиваясь к собеседнице, а затем присела рядом, медленно и придирчиво расправляя платье. Последняя фраза озадачила. Весьма.
– Любви? – недоверчиво уточнила я, думая, что ослышалась. – Она-то тут причём? По-моему, как раз чародеям сложнее её найти. Любовь она в семейной жизни, а они носятся по свету, не успевая зацепиться.
– Ты ещё такая маленькая, Эния, – голос Вероники неожиданно стал грустным и задумчивым. Будто ей не двадцать пять лет, а все шестьдесят. – Откуда в семейной жизни настоящая любовь? Тебя приводят к незнакомому человеку и говорят: «Вот, с ним ты проведёшь жизнь. Влюбляйся в то, что есть». И никого не волнует, если вам даже поговорить не о чем. Разве сможешь ты влюбиться вот так?