Сжав от обиды зубы, я стала рыться в списке контактов в телефоне, пытаясь найти того, у кого я могу пожить хотя бы пару дней. Таких людей я конечно не нашла. С парнями я не встречалась, родственников, кроме отца и брата, у меня не было, а из подруг была одна только Белинская Соня — Белка. И она мне, как не странно, отказала.

Кос наверняка всё слышал, а если и не слышал, то понял по ходу разговора, что Белка мне отказала. Обида на подругу и то, что Григорьев стал свидетелем её отказа, лишили меня тех крох самообладания, которые давали мне силы и некоторую уверенность. Всё произошло как в общеизвестной сказке — захотев большего, я осталась у разбитого корыта. Сейчас некоторые запреты Димы уже не казались мне такими ужасными. Лучше уж ограничения в свободе, чем вот эта никому не нужная свобода и неизвестность. Оказывается сравнение — весьма нужная вещь.

Окончательно сломавшись, я дрожащими пальцами, набираю брату сообщение — «Прости. Я буду тебя слушать всегда» — и снова впадаю в процесс ожидания. Он всё-таки мой брат и должен меня простить. Тем более, что я покаялась и согласилась на его условия. Но когда через минуты приходит сообщение от ОлЕньки, я понимаю, что всё похерено.

«Дима тебя заблочил. Можешь не утруждать себя сопливым покаянием».

— Вот сука! — не удержавшись, выплёвываю я и Кос тут же разворачивается ко мне.

Рассечение на щеке он залепил телесным пластырем, а небольшую ссадину на губе трогать не стал.

— Это ожидаемо. Настоящая подруга примчалась бы к тебе в любой ситуации, а не….

— Я не про Белку, — перебиваю я Григорьева и поднимаюсь с пола, — а про малышку ОлЕньку. Вот она настоящая сука. Теперь наверное радуется моему изгнанию из дома и уже решает, как переделать мою комнату, чтобы там даже духа сестрички любимого парня не было…

Костя молча наблюдал мои метания по комнате, после чего очень тихо сказал.

— Оля такая какая есть, она не скрывается под выгодными для себя масками. А вот от твоей «белочки» можно ожидать чего угодно. И я уверен, что это не первый и не последний толчок в спину, с её стороны.

Я резко останавливаюсь и уже хочу послать Коса с его умозаключениями, но тут меня накрывает такая мощная волна беспомощности и боли, что я как последняя слабачка начинаю реветь. Плачу смачно и громко, всхлипывая и подвывая. Горько мне и больно.

Заливаясь собственной жалостью, я не сразу понимаю, что меня взяли на руки, а потом и понесли куда-то. Дернувшись, я приоткрыла залитые слезами глаза и обнаружила себя сидящей на коленях у Григорьева. Он качал меня на руках как маленького ребенка и беспрестанно гладил по голове.

— Пусти, — не сопротивляясь прошептала я, — ты во всем виноват… И эта дура Оля. Я вас терпеть не могу, меня тошнит от вас…

Обессилив, я стала стучать кулаками по Костиным плечам, но постепенно выдохлась и просто привалилась к нему на грудь. Под монотонный звук его сердца, я на ненадолго провалилась в сон. Сквозь сон, я почувствовала, что Григорьев положил меня на кровать и почему то сам опустился рядом. Очутившись в кольце его рук, я тихо пробурчала: «не трогай…» и снова провалилась в беспамятство.

Проснулась от жары и жажды. Открыв глаза, я тут же наткнулась на взгляд Григорьева. Он не походил на человека, который недавно спал, тогда почему он лежит со мной на кровати.

Отстранившись, я откинула запутавшиеся за время сна волосы, и тихо попросила.

— Пить хочу.

Кос посмотрел на меня как-то по особенному, по другому, а потом приподнялся на локтях и достал из-за кровати бутылку с водой.

Я молча взяла из его рук бутылку и стала жадно пить. Это была не просто вода, а вода с лимоном, поэтому я выпила целый стакан точно.

Напившись, я отдала бутылку Григорьеву, на что тот как-то пьяно улыбнулся и шепотом сказал.

— Ты совсем другая после сна.

— Не поняла! Какая я? — отодвигаясь от него ещё дальше, недоуменно спросила я.

— Милая… живая и очень красивая.

Я дар речи потеряла от его слов. Мне таких слов никто и никогда не говорил. Тем более я была уверена, что выгляжу сейчас ужасно. Глаза от слез скорее всего отекли, а на голове — воронье гнездо.

Воспользовавшись моим молчанием, Костя придвинулся ко мне и провел ладонью по щеке. Потом он также осторожно провел большим пальцем по моей верхней губе, следом — по нижней и… И я даже пикнуть не успела, как его губы накрыли мой рот. Придя в себя, я попробовала отстраниться от поцелуя, но Кос не дал мне такой возможности.

Сейчас его поцелуй отличался от бешеных поцелуев в лесу, но и он не был мне особо приятен или желанен. Костя целовал медленно и не глубоко. Его губы еле касались моего рта, но руки держали меня довольно крепко в своих объятиях. А когда его ладонь со спины переместилась на попу и сжала одно полушарие, я дернулась так сильно, словно меня кипятком окатили.

Отстранившись, я уткнулась носом в его шею и очень грубо прошипела.

— Убери свои ласты от моей попы. Быстро.

От его реакции я просто опешила. Он рассмеялся! Это псих ещё сильнее сжал меня в объятьях и рассмеялся.