Шрифт:
— Как думаешь, я им понравилась? — спрашивает Улька, и глаза такие… Вроде наивно растерянные, но на дне зеленых омутов сверкает что-то такое, отчего у меня в новых узких джинсах становится совсем тесно.
— А то — целую и тяну за нижнюю губу, залезая рукой под кромку воздушного платья.
— Блин, Кир, я не могу здесь.
— А мы в душ — рукой нащупывая молнию на спине. — У меня тут собственный душ и толчок, все дела.
Пока стягиваю тонкую ткань с плеч, Улька наперекор своим словам нисколько не сопротивляется.
— Слышно не будет? — спрашивает, отклоняясь.
— Блин, Уль, не думаешь же ты, что они до сих пор меня непорочным девственником считают? Все норм. Они еще на веранде чилят, можешь сама в окно глянуть.
Улька в ответ только дерзко ухмыляется и проводит большим пальцем по моей нижней губе.
Размыкаю рот, чтобы кончиком языка лизнуть его, а потом засасываю ее так, чтобы больше ни о чем не гоняла там в своей красивой голове, потому что родителям Улька действительно очень понравилась.
Она же вовсю принимается за мою рубашку, как будто тоже весь вечер только об этом и думала.
Как конченные подростки срываем друг с друга одежду, потому что не терпится.
Голую волоку за собой в душ. Не разрывая поцелуй ступаем за ширму. Я наугад пытаюсь настроить воду. Но она резко меняет температуру, становясь почти ледяной, отчего Улька визжит. Поэтому приходится заткнуть ее очередным поцелуем, а свободной рукой подтянуться к крану, в то время, как другая рука скользит по позвоночнику к упругой попке.
Хочется развернуть ее к стене и нагнуть, чтобы до онемения в конечностях. Чтобы растеклась прямо здесь.
— Это полный пипец — Улька шепчет, задыхаясь от возбуждения и лупящего сверху потока воды.
— Повернись — прошу вмиг охрипшим голосом.
Когда вижу плавный изгиб спины с немного выпирающими лопатками, у меня внутри все в кашу. До боли в члене тянет жестко взять, но вместе с тем и зацеловать каждую родинку, нежно гладить мягкую кожу и прижимать к себе.
Кладу руки на Улькину талию и притягиваю к себе вплотную. Оглаживаю живот, пока вылизываю ее шею, а потом веду вверх, чтобы щипнуть затвердевшие соски.
Улька мычит, я уже тоже мало соображаю. Спускаюсь рукой к лобку, а затем надавливаю на клитор. Она приваливается мне на плечо и с тихим "люблю" находит мой член, что так удобно устроился у нее на пояснице.
Ласкам друг друга, как ошалелые, захлебываясь водой в промежутках между хаотичными от возбуждения поцелуями. Кайф накатывает волнами. Улька содрогаясь закусывает ладонь, а я улетаю следом, присасываясь к ее плечу.
— Блин, они, наверное, все слышали — задыхаясь стонет она.
— Они и сами таким занимаются — тянусь к гелю с запахом лаванды
— Фу — оборачивается на меня и кривится, как от дольки лимона.
— Че фу? Сами такими будем. Будем же? — медленно проводу губкой по ее бедру, растирая пену.
— Я бы хотела — говорит стене перед собой.
Выдыхаю и целую Ульку в напрягшуюся лопатку.
— Значит будем.
Теперь уже неспеша домываемся и заваливается спать.
А на следующее утро я встаю раньше, и пока Улька еще спит, осторожно натягиваю домашние серые брюки, футболку и спускаюсь вниз прямо на обалденный запах маминых сырников.
— Привет, мам — подкрадываюсь со спины и целую в щеку.
— Доброе утро, сынок — ерошит меня по голове свободной рукой. — Сырники будешь, твои любимые. Еще и варенье малиновое достала.
— Буду, конечно — утаскиваю из тарелки четыре сырника, достаю из холодильника молоко и усаживаюсь за стол.
— Ульяна еще спит? — спрашивает мама, выглядывая на меня из-за плеча.
— Агм — мычу с набитым ртом.
— Она мне понравилась, сынок. Честно. И ты… Шалопай ты мой… Да, ты влюбился.
— Влюбился — подтверждаю в ответ.
— Только не торопитесь, ладно? Вы еще так молоды, все впереди. Успеете.
— Ты о чем?
— Все о том же. О семье, о детях. Нужно к такому серьезно подходить. Устроить карьеру, жилье, а уж потом все остальное. Короче, предохраняйтесь.
— Блин, мам — тяну, закатывая глаза. — Ну, ты и выдала. Я уже давно в курсе всей этой темы.
— Даже не хочу знать, с каких лет ты в курсе — бурчит в ответ, прикрывая сырники бумажным полотенцем.
— А папа где?