Я оглянулась на запылённую мебель. Когда-то мы с Юрой брали для Андрея эту швейцарскую стенку, в кредит. Андрей прыгал от радости, когда Юра, наконец, приладил её. Не слезал с неё, казалось спать был готов повиснув на брусьях. Я качнула их и они медленно, поддались, раскачались. В луче солнца тут же взметнулась пыль.

Я погладила косяк, на котором мы отмечали рост Андрейки. Отметины шли с года. А ещё здесь были надсечки с названием мама и папа. Только они и остались от нашей семьи.

Я прошла в зал и забралась в любимое когда-то кресло с ногами. Здесь было душно, но совсем не жарко, как на улице, ведь окна все закрыты наглухо. И так умиротворяющее тихо. После всех сегодняшних эмоции на пределе, здесь был островок спокойствия и какого-то даже забвения. И это именно то, что мне сейчас было нужно. Немного забвения.

Спокойствия.

Умиротворения.

И я даже не против немного вздремнуть. А может и уснуть.

Меня будит запах сигарет, и кофе.

Я открываю глаза, темно. Обалдеть, я вздремнула.

Неуклюже сползаю с кресла, и против воли потягиваюсь. На кухне горит свет, и я прекрасно знаю кто там.

Кир стоит ко мне спиной, положив руки в карманы. Смотрит в окно, курит рядом с открытой форточкой, зажав сигарету зубами. Его пиджак лежит на стуле рядом со столом, на котором стоит пустая чашка с остатками кофе. Сверху валяется распущенный галстук.

— Успокоилась? — спрашивает он, даже не поворачиваясь.

— Как ты меня нашёл? — вместо ответа спрашиваю я, и давлюсь зевком. В голове неприятно шумит, и тело ломит от неудобной позы, в которой заснула. Я потираю слезящиеся глаза.

— Ты серьёзно думаешь, что можешь сбежать от меня, красивая,? — поворачивается он лицом, затушив сигарету в блюдце.

Его лицо непроницаемо.

— Я и не хотела сбегать. Просто хотелось побыть одной, — пожала плечами, игнорируя тяжёлый взгляд, который чисто физически заставлял трепетать. Но я храбро сбросила этот морок, научилась за это время, и отвернулась, потянулась к кружке, набрала воды и напилась, а, то что-то совсем в горле пересохло.

— А что дома, нельзя побыть одной? — режет слух, низкий недовольный голос.

Он так и стоит у окна, руки по-прежнему в карманах держит. Рубашка на груди расстегнута, и на ключицах и шее, видна надпись. Плечи устало, опущены, и голова немного склонена. Рассматривает меня, наверняка пытается понять, готовлю ли я ему скандал.

— Я что в рабстве? — злюсь.

— Ты замужем, — парирует Кир, — могла бы сообщить, что свалишь на свою старую хату.

— Когда, интересно, я должна была это тебе сообщить, когда ты со своей бывшей закрылся в своём кабинете, или когда выпроваживал меня из офиса? — обида всё ж прорвалась, как я не хотела выяснять по этому поводу отношения.

— Ты вымораживаешь меня своей ревностью, — рычит Кир, подаваясь вперёд, словно к прыжку готовился.

— Считаешь, что напрасно? — гордо вскинула подбородок.

— Считаю, — говорит коротко.

— Ну, тогда объясни, может, я чего-то не понимаю, Кир, — внутри поднималась такая ярость, на то, что он, как ни в чём не бывало, продолжает строить из себя альфа-самца. — Ты сам-то как себя повёл бы, поменяйся мы местами?

Он ничего не ответил, только плотнее сжал губы, так что они побледнели.

— Что никак не привыкнешь отчитываться, ну так ты женат, придётся! — язвлю я.

Видимо его терпению приходит конец, потому что он аккуратно смещает меня к стенке, и также аккуратно меня там зажимает, вроде и не давит, но и свободы особо нет. В стену руки впечатывает, словно в ловушку заключает, и нависает, давит своим взглядом.

— Давно за борзоту свою не отвечала, — рычит он, и носом по моей макушке ведёт, запах втягивает, — всякая ересь в голове!

— А тебе, я смотрю нравиться этот накал! — кривлюсь я в усмешке, и толкаю его в грудь, — ну давай продолжай доводить меня! А после, может соизволишь ответить, какого хрена твоя драгоценная Катя делала у тебя в кабинете, в котором вы заперлись? — снова его толкаю, потому что завожусь опять.

Но Кир перехватывает мои руки, и разводить их в стороны, заставляя вскинуть вверх голову и посмотреть на него.

— Ничего мы там не делали, — рычит в ответ, — эта дура припёрлась на работу наниматься, и решила по старой памяти меня соблазнить, и дверь закрыла, а тут ты…

— И что, ты не соблазнился? — хмыкаю я, скинула со своих, его руки, и снова толкнула, потому что душно мне, и дышать совсем нечем. Навис тут своей махиной, ароматом горьким опутывает, глазами ледяными давит, мне жарко стало и сердце задробило.