Иногда мне становилось интересно, зачем такие люди вообще идут в медицину, если им люди сами по себе противны? Желание травить им жизнь, даже когда они умирают?

В палате меня уже ждала вся моя семья в полном составе, которая сосредоточилась около больной, о чём-то болтая. На меня обратили внимание, только когда я подошёл достаточно близко, чтоб мои шаги были слышны.

— О, ты всё-таки пришёл, — улыбнулась мама. Её красные, пусть и уже сухие глаза, нескромно намекали на то, что она делала минут десять назад. — Прости, что оторвали тебя от работы.

— Не говори глупостей, ма, — ответил я и тут же перевёл взгляд на лежащую на кровати девушку. — Привет, Наталиэль.

Всем пришлось потесниться, чтоб я смог подойти к ней, наклониться к тянущейся ко мне девушке и чмокнуть в щёку.

— Малыш пришёл, — улыбнулась она несмотря на то, что сама была белее простыней. На секунду её руки обвили мою шею — сестринские объятия.

— Этот малыш весит столько же, сколько вы с сестрой вместе взятые, — проворчал папа.

— Но это не перестаёт делать его малышом, — тут же вступилась мама.

— Этому малышу жрать надо меньше.

— Это я на голодные времена запасаюсь, — негромко ответил я. — К тому же, я мягкий, и сёстрам это нравится. Всё ради них, а остальное меня не волнует.

— Ага, как плюшевый медведь, — кивнула Наталиэль, наконец отпустив меня. — Кому нужны дрыщи, если есть такие мягкие парни?

— Жирные парни, — тут же вставил па.

— А нам худой и не нужен! — это уже вступилась за меня моя вторая сестра. И звали её, конечно же, Натали. Именно поэтому я никогда не сокращаю имя Наталиэль. Вот такая вот фантазия у моих родителей. Мало того, что они близнецы, так ещё и имена похожи — одна Наталиэль, другая Натали.

И обе меня любят, что не может не радовать. Знали бы они, как я их люблю, тогда бы вообще, наверное, затискали. А всё потому что я большой и мягкий.

— Злой ты, па, — буркнула недовольно Наталиэль, пытаясь скрыть улыбку.

— Так как ты? Как себя чувствуешь, — опередил я отца, прекращая этот бессмысленный спор о том, насколько же я толстый. Ещё успею наслушаться.

— Да нормально, — пожала она плечами. — Всё так же, слабость, головокружение. Но вечером буду дома, — подмигнула она мне.

— Может тебе лучше полежать здесь, доча? — ласково спросила ма. — Как-никак больница.

— И что? Ну вставят мне капельницу, вколют витамины и введут ещё одну анальную свечу, — при этих словах наша семья дружно скривила лица. Представили разом это внеземное наслаждение. — Но ты сама знаешь, что это не поможет.

— И всё же здесь врачи… — начала было мама.

— Которые ничего не могут поделать, — закончила Наталиэль за неё.

— По крайней мере без денег, — добавила Натали.

— Которые они высасывают из пациентов.

— И делают их куда бледнее, чем от болезни.

— От чего иногда путаешься.

— Болен он.

— Или наша доблестная медицина его до такой степени излечила.

А потом они улыбнулись друг другу и дали пять. Натали и Наталиэль просто обожали проводить этот трюк, не договаривая фразу и позволяя закончить её другой, беся ма с папой. Удивительно, насколько они слаженно это делали, у меня никогда так не получалось с ними. Это лишний раз доказывает, насколько они неразрывны друг от друга.

— В любом случае, ма, не парься, я же здесь до вечера пробуду. Успеют они мне ещё свечку запихнуть, — подмигнула она маме, но точно не проняла её.

— Уж надеюсь на это, иначе я тебе сама свечку вставлю, — но даже сквозь её серьёзный тон было слышны весёлые нотки.

Можно было догадаться, в кого пошли характерами сёстры — активные, весёлые и заботливые. Ну и, конечно, можно было предположить, в кого пошёл я, методом исключения.

Я покосился на отца, который молча погрузился в собственные мысли. Он тоже предпочитал больше молчать, чем говорить, проводить досуг в тишине и спокойствии, в отличие от ма, которая всегда его куда-то тащила. У нас скорее всего даже лица похожи, когда мы думаем.

Ма с сёстрами продолжали прикалываться друг над другом, смеясь и подшучивая, в основном над Наталиэль, которая, даже лёжа в кровати вся бледная, оживилась. Три года импульс упорно точил её, откачивая все её силы из тела, но так и не смог сломить. Признаться честно, я гордился ею, гордился тем, что она сопротивлялась этой болезни, — иначе я её не назову, — и даже сейчас была бодра.

А ещё, поняв, что на этот раз пронесло, и я могу вздохнуть спокойно, мне стало неприятно от самого себя за мысли об усталости. Ведь если устал я, то как устали родители? Как устала Натали и сама Наталиэль, которой приходилось бодриться, чтоб не расстраивать нас? Через сколько каждый из нас проходит, чтоб в семье сохранялось пусть такое, но счастье?