Манфред прожевал кусок сыра, поцокал языком, обтирая пальцы салфеткой, и опрокинул целый бокал красного. Он как всегда врал: и не думал надираться в одиночестве. Он просто знал, что эта ночь закончится совместной пьянкой с сестрой, которых они не устраивали… очень давно. С прошлой жизни.

— Тогда мне стоит поторопиться и напрячь все свои связи, чтобы ты не исправила сделанного мной, — быстро проговорил он, причмокнув. — А что до опозоренной Ложи… — размеренно добавил примо антистес, подливая себе вина, — не надо винить в этом меня. Ложа прекрасно справляется и без моего участия.

— Чего ты добиваешься, Манфред? — устало вздохнула Фридевига. — Ты разозлил Пауля, а ты знаешь о его проблемах и знаешь, что в возбужденном состоянии он крайне опасен и не дает отчета своим поступкам.

Манфред задумчиво погладил бороду.

— Фрида, признайся, только честно, под какими грибами и зельями вы с Максимом зачали этого психопата? Или это результат твоих евгенистических экспериментов и опытов над собственной маткой? Неужто, — глаза чародея подозрительно сощурились, — слухи о гнездышке ручных вольных-экспериментаторов правда?

— Если бы не я, ты бы умер сегодня, — Фридевига проигнорировала провокацию.

Манфред с довольным видом откинулся на резную спинку стула.

— Ах, Фрида, я так тронут твоей заботой! — воскликнул он.

— Не обольщайся, я сделала это ради сына, — надменно скривила губы сестра. — Если бы он тебя убил — а он бы тебя убил, — даже я не спасла бы его.

Манфред с интересом посмотрел на ладонь. Провернул кистью — и показал сестре зажатый между средним и указательным пальцем медный кругляш.

— Мне так нравится, когда ты колешься холодом и строишь из себя бессердечную королеву льда, чтобы скрыть истинные чувства, — сказал Манфред, перегоняя по костяшкам пальцев охранный талисман. — Если бы не кровное родство, я бы точно влюбился в тебя и давно соблазнил.

Фридевига усмехнулась уголком губ:

— Если верить слухам, кровное родство не мешало тебе спать со мной.

— Если верить слухам, кровное родство не мешало тебе спать со мной.

Магистр-консилиатор едва заметно нахмурила брови и отвернулась к стене, где висел портрет Георга Эрнста фон Хаупена — девятого ритора Собрания Ложи и отца близнецов Фреда и Фриды, с младенчества бросающихся друг в друга погремушками и сосками.

— Если верить слухам, принадлежность к разным видам не мешала тебе сношать ослицу, — сказала Фридевига обвиняющим тоном.

Манфред едва не выронил талисман, успев зажать его в кулаке, испуганно оглянулся, особо заострив внимание на портрете отца, не спускавшего с детей сурового аквамаринового взгляда.

— Знал же, — вполголоса проговорил Манфред, — что это безмозглое животное не удержит язык за зубами. Надеюсь, хоть державший при этом свечку отрок-то промолчал? — он с надеждой посмотрел на сестру.

Фридевига только вздохнула.

— Манфред, ты можешь не кривляться хотя бы минуту?

— Могу, — улыбнулся чародей, — но это слишком скучно.

Консилиатор осуждающе покачала головой.

— Ну хорошо, — сдался примо антистес, — ради тебя я сделаю исключение и побуду серьезным даже больше минуты, — он поднял бокал.

— Внимательно тебя слушаю, — Фридевига ответила на тост и осушила фужер.

— На позапрошлой неделе, — заговорил Манфред, услужливо наливая сестре вина, — я нагрянул с ревизией в главное хранилище Dominium Magnum…

— Ближайшая инспекция аудиторской комиссии назначена на сентябрь, — заметила консилиатор. — Почему я ничего не знаю о проверке?

Манфред налил себе. Первая бутылка была уже наполовину пуста.

— Очевидно, потому что она была внеплановая, тайная, проведена лично мной по моему собственному приказу, — ответил Манфред. — Я же первый мастер Ложи, у меня есть такое право и обязанность, забыла?

— Почему я не получила отчет? — Фридевига покачала фужер в руке.

— Фрида, дорогая, чем я, по-твоему, занят? — возмутился Манфред.

— Хм. Продолжай, — небрежно повела плечом госпожа консилиатор и отпила вина.

— Заглянул я в нашу святая святых. Побродил между пыльных полок с зубами вампира, рогами единорогов, глазами василисков, экспозицией парадных метел прабабушек и волшебных палочек прадедушек, забрел в самый дальний, темный, затянутый паутиной угол, где хранятся одиннадцать талисманов возврата…

— Одиннадцать? — насторожилась Фридевига. — Их двенадцать.

— Я сказал «одиннадцать»? Извини, оговорился. Двенадцать, конечно же, двенадцать.