Шрифт:
— А я смотрю, ты живчик, — сказал Француз, когда они заняли столик в самом углу. — Хотя лицо всё равно будто краской залито.
Шрам по своему обычаю был тихим и спокойным. Очень спокойным, будто ничего не происходило. Эта черта сначала даже немного сбивала с толку — казалось, что этому парню вообще чужды эмоции и волнение, настолько он был спокоен.
— Ага, — кивнул тот. — Целой эпопеей было снять квартиру. На меня смотрели как на последнего бомжа, который вылез после крупной пьянки.
— Представляю, — улыбнулся Француз. — Но ты бы обратился к нам, мы бы подобрали тебе местечко, причём хорошее. — А потом, подумав, добавил. — Или мы могли бы тебя приютить. Ну, моя семья, у нас есть место.
— Да как-то и не подумал, если честно, — вздохнул Шрам, хотя лицо оставалось таким же беспристрастным.
Вскоре им принесли напитки, после чего Француз непринуждённо начал подталкивать Шрама к тому, что произошло в плену и что ему удалось узнать. Он сам не мог сказать, как у него так получалось разговорить людей. Просто говорил то, что было на душе, после чего те сами, словно зачарованные, всё выкладывали.
Шрам не был исключением, хоть рассказывал всё с завидным спокойствие. Единственное, что было немного странным, каждый раз он словно отдёргивал себя, будто выпрыгивая из транса. Было видно, что к теме пыток он возвращался нехотя, что было неудивительно. Мало кому бы захотелось даже мысленно возвращаться к подобному.
Но способность разговорить любого действовала, Шрам показывал чудеса разговорчивости. Но ничего интересного так и не сказал, что могло заинтересовать Бурого. Они просидели несколько добрых часов, покушав и немножко напившись, пока Француз наконец не решил, что достаточно.
«Будь что-то, я бы, наверное, уже заметил», — подумал он про себя. Но причина была по большей части в том, что ему было немного неловко вот так общаться с Шрамом после случившегося.
— Всё равно не верю, что Фиеста была предателем, — пробормотал Француз. — Казалось, что эта ватрушка просто немного дурная.
— Да, было такое, хотя мне сразу показалось, что с ней что-то не так, — спокойно отметил Шрам.
— Ну, у вас вообще особенная кулинария была, — усмехался он.
— Особая… да, что-то особенное было, только вряд ли то, что ты подразумеваешь. А у вас? Как ваши отношения сложились с Фиестой? Мне сказали, что вы особо не ругались.
— Просто я умею находить с людьми общий язык.
— Оно и видно. Удивительно даже.
— Не знаю, может дар, — пожал он плечами.
— Да, возможно, — Шрам покрутил стакан, глядя, как внутри плескается алкоголь. — А то с тобой очень легко разговаривать. Едва ли не на одном духу всё выложил.
— Ну, грех иногда не выговориться, верно? В своё время, помню, с Пулей так же сидели, тушились. Не буду вдаваться в подробности, но тоже были причины выпить и поговорить по душам. Не звери всё же мы, верно?
— А кто тогда? — хрипло поинтересовался он, не поднимая взгляда.
— Люди.
— Убийцы.
— И всё же люди. И нам тоже свойственно чувствовать и иногда перегорать.
— Не знаю… Ты никогда не задумывался, какие же мы дно? Убиваем, пытаем, грабим и так далее? А как получаем по заслугам, бежим плакаться? — несмотря на то, что Шрам и выглядел совершенно спокойным и невозмутимым, его немного покрасневшее под всеми синяками лицо выдавало, что он уже под градусом.
— Работа такая. Мы же работаем против таких же уродов, если на то пошло, нет? То есть варимся в своей кастрюле.
— А рэкет?
— Так можно и на государство гнать. Оно грабит нас больше, чем мы людей.
— Да, возможно, в какой-то мере ты прав, — вздохнул он. — Но всё равно ничем человеческим не пахнет. Мы убиваем, пытаем, запугиваем и даже предаём своих, а это как-то совсем не хорошо.
Француз немного подтянулся. В странную сторону свернул разговор, будто Шрам сам хотел поговорить на эту тему. Почему? Чаще всего потому что есть о чём поговорить, и это немного тянет совесть. Многие люди хотят признаться или выговориться на эту тему, потому что держать такое в себе не могут. Но никогда такие разговоры до добра не доводили, к сожалению.
— Ну… все варимся в своём соку, за свои грехи и по-своему.
— Да, все…
Повисло молчание на несколько минут. Шрам смотрел себе в стакан, а Француз ждал продолжения, которого не последовало. И понимая, что на этом всё может и остановиться, решил сам подтолкнуть его к разговору. Если уж начал делать дело, которое дал Бурый, надо было сделать его до конца и нормально.
— Но знаешь, даже самую плохую ситуацию можно изменить в лучшую сторону.
— Думаешь? — поднял взгляд Шрам.