— Мне всё равно, — покачала она головой.

— Всё равно? Я убивал людей, Фиеста. Я убивал своих лучших друзей без каких-либо колебаний. На моей душе чёрт знает сколько смертей. Я избивал, калечил, убивал, угрожал, выбивал долги, занимался торговлей наркотиков и рэкетом. И ты говоришь, что я хороший человек? Аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха… ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА… АХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА…

Я смеялся громко и хрипло, запрокинув голову вверх. Искренне гоготал на всю комнату под взглядом этих женщин, не в силах остановиться. Мне смешно, потому что мне больно. Так больно, что хочется смеяться.

Ну и Фиеста, сказанула же такое… Если раньше я верил и убеждал себя в том, что не такой, как другие, и смогу выбраться из этого, то теперь уже смирился. Поводок так туго затянулся на шее, что теперь мне осталось лишь бросить всё и бежать, чтоб избавиться от него. Я хотел быть свободным, хотел не зависеть от других и строить своё будущее сам, но стал ещё одним «свободным человеком» и теперь повязан с этой жизнью. А выбраться из неё получится, только если случится чудо. А если бы мог… стал бы? Ведь это уже как наркотик, как неотъемлемая часть тебя, когда ты втягиваешься настолько, что становишься её частью.

Фиеста сказала, что я хороший человек…

Ещё никто так жёстко не стебался надо мной.

Не помню, когда вообще мне приходилось так хохотать. Меня никогда не смешили анекдоты, редко смешные истории и какие-то забавные события, а здесь… Абсурдность настолько зашкаливающая, что хочется плакать. Может быть и поплакал бы, если бы не смелся так сильно. Я настолько хороший, что смотрел, как боевики казнили своего товарища, выжигая ему глаза паяльником, а сам избивал человека, который не мог выплатить долг, имея за спиной четырёх детей: сломал ему руку.

Я добрый человек, я застрелю вас… это такой бред, что сам по себе становится отличной шуткой. Это как толстый троллинг, который настолько толстый, что автоматически становится тонким.

Я смеялся, даже не пытаясь сдерживаться. Да и смысл? К тому же, я не верил, что меня отпустят, ведь я видел лица их всех и смогу при нужде опознать каждую. А найти их даже в многомиллионнике будет пусть и очень сложной, но всё же выполнимой при должном усердии задачей.

— Фиеста… ну и скажешь тоже, — взяв наконец себя в руки, посмотрел на неё. — К чему этот цирк? Надеетесь сделать из меня стукача, как она? — окинул я их взглядом.

— А если мы тебе пальцы обкорнаем? — спросила с вызовом женщина с каре. — И потом прикопаем тебя во дворе?

— И что? — посмотрел я ей в глаза, улыбнувшись, и хрипло продолжил. — У меня ничего нет, что я бы боялся потерять. Жизнь? Да, я хочу жить и боюсь смерти, это естественно, но всё же я не боюсь умереть. Боль? Да, я боюсь её, однако она приходит и уходит: я буду кричать и плакать, но это ничего не изменит. Мне нечего терять. От меня отказалась моя собственная семья. Меня предавали те, кому я доверял свою спину и душу. Я предал самого себя, свои идеалы и свои принципы. Живу иллюзией, что стремлюсь к чему-то, и пытаюсь искренне верить в это, чтоб не видеть, где в конце концов оказался. Кого вы видите перед собой?

— Человека, который оказался на самом дне, — ответила мне китаянка.

— И у этого человека ничего не осталось, что ему было бы действительно жаль терять, кроме этой самой жизни, — покачал я головой, с усмешкой смотря на неё. — Вам не заставить меня делать то, чего вы хотите. Я не буду вам помогать и особенно предавать своих.

— Но нам это и без надобности, ведь речь не идёт о предательстве. Для начала, пусть ты и предполагаешь, но даже не знаешь точно, из какой мы группировки, верно?

— И из какой же?

— Не из какой, — пожала она плечами. — Мы сами по себе.

— И просто так защищаете её?

— Всё верно. Мы защищаем девушек из своего ковена. Даже если это значит войну с наркокартелем.

Каждое слово можно было делить на два, а то и на четыре сразу. Ковен? Ведьмы то есть? Я ни разу не слышал о такой группировке, если честно. А если они называют себя ведьмами лишь потому, что обладают импульсом, так это нормально. В некоторых странах до сих пор импульсников называют ведьмами и колдунами.

Но как бы они себя ни называли, я склонялся к тому, что они из банды Бабочек. Одни девушки, что довольно характерно для них, к тому же, именно с ними мы и воюем. Это был самый очевидный вариант и пока единственный в моей голове, как возможный. В других бандах, да и вражеском картеле, девушки были редкостью.

— И она ни на кого и никому не стучит? — спросил я. — И меня вы тут держите просто так, после чего собираетесь отпустить?

Они видели, что я им не верю, но казалось, что их это и не сильно заботит.