Бруно почесал за ухом, пытаясь представить себе, как сигиец мог бы разрешить ту проблему, но как бы ни старался, а получались лишь пара трупов и десяток расшвырянных по сторонам людей.

— С тех пор, — продолжил Кассан, вздохнув, — Ранхар стал членом нашей семьи. И мне все равно, кто он. Если честно, я думаю, он и сам толком не знает, кто он такой. Он и имя свое не назвал, скорее всего, потому, что просто не помнит. Но не похоже, что это хоть как-то беспокоит его.

— Может, это как-то связано с Маши-как-его-там?.. — робко предположил Бруно.

— Почему бы тебе не спросить об этом его самого? — хитро улыбнулся Кассан.

— А он ответит?

— Может, да. А может, будет молчать, как обычно. Во всяком случае, уж точно не убьет.

Бруно нервно хихикнул.

— Если он захочет тебя убить, обязательно об этом скажет тебе, — серьезно сказал Кассан.

Что заставило остановиться возле двери в комнату сигийца, Бруно толком не понимал, ведь он твердо решил пойти к себе и забыться сном, если съеденный ужин позволит. Однако Маэстро встал с подсвечником с зажженной свечкой в руке, воровато оглядываясь в темном коридоре и прислушиваясь к тишине: дом Кассана словно вымирал, едва заходило солнце. Во всяком случае, Бруно так казалось.

Он приложился к двери ухом, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, но с той стороны тоже было тихо. Немного подумав, Маэстро коснулся ручки и легко толкнул дверь. Та поддалась и бесшумно приоткрылась. Бруно согнулся и приник глазом к узкому проему, но в комнате было темно. Он поднес к проему свечу, но даже так разглядел лишь силуэты скудной мебели. Бруно разогнулся, вздохнул и… приоткрыл дверь еще шире, тихо проскальзывая внутрь.

За исключением стола, стула у плотно занавешенного окна, шкафа в углу и кровати возле стены в комнате больше не было ничего. Зато хватало пестрых шамситских ковров, которые устилали не только пол, но и висели на стенах. В моду эти ковры вошли еще при императоре Сигизмунде Шестом и спустя сто с лишним лет выходить из нее не собирались. Такие ковры, а вернее, их дешевые и безвкусные подделки, украшали даже некоторые ночлежки и притоны, в которых Бруно доводилось бывать. У Кассана они, естественно, были самыми что ни на есть настоящими, вытканными шамситскими ткачами, и украшали буквально каждую комнату. Их было столько, что спустя всего час после того, как Бруно оказался в гостях, глаз совершенно перестал их воспринимать, если не сделать над собой усилие.

Сигиец сидел с закрытыми глазами на застеленной кровати в одной рубашке и штанах, скрестив босые ноги. Бруно ждал, что тот недовольно поморщится, привлеченный светом, злобно зыркнет и выгонит вон, но быстро вспомнил, что обычные человеческие реакции сигийцу не свойственны. Он вообще никак не отреагировал на вторжение и не пошевелился. Даже веко не дрогнуло. Бруно с волнением присмотрелся к нему повнимательнее. Смотрел довольно долго, чтобы сделать тревожный вывод — сигиец не дышал.

Бруно растерянно поскреб пальцем за ухом. Странностей у сигийца, конечно, хватало, но дышать он любил ничуть не меньше самого Маэстро, а помирать вроде бы не собирался. Чувствуя себя и глупо, и неуютно, Бруно все же шагнул по мягкому ковру к кровати. Встал возле нее, затаив дыхание, склонился к неподвижной физиономии, поднес свечу…

Сигиец внезапно распахнул веки, цепко уставившись на Бруно. Пламя свечи отразилось двумя жуткими огоньками в зеркальной поверхности серебряных бельм.

— Еб твою мать… — полушепотом простонал Маэстро, отшатываясь от неожиданности и страха и хватаясь за сердце.

— Что? — спросил сигиец.

— Да ничего, — раздраженно проворчал Бруно. — Проверяю, живой ты или кони двинул, — почти честно признался он.

— Куда?

— Что «куда»?

— Коней двинул.

Бруно с шумом втянул сквозь зубы воздух, сдерживая рвущееся наружу негодование. Огонек свечи мелко задрожал. Сигиец моргнул, возвращая глазам обычное состояние, и продолжил смотреть на Бруно, слегка прищурившись от яркого с непривычки света.

— Я, знаешь ли, начинаю верить, что ты и впрямь покойник, — пробормотал Бруно, пятясь к двери. — Ну или точно с Той Стороны явился.

— Почему?

— По кофейной гуще!

Сигиец чуть нахмурил брови.

— Как это связано? — спросил он.

Бруно сокрушенно вздохнул от безысходности. Он уже толком не понимал: раздражает, настораживает, пугает или вызывает жалость странное поведение сигийца, который как будто знает все, но теряется в самых простых вещах.

— Это была шутка, — устало проговорил Бруно. — Ты понимаешь, что такое шутка?

Сигиец снова задумался, что выдало лишь робкое дрожание бровей, затем неуверенно кивнул — по крайней мере, Бруно этот кивок показался неуверенным — и сделал неглубокий вдох, начав спокойно и размеренно дышать, как будто не просидел неподвижной каменной статуей невесть сколько времени.

— Слушаю, — сказал сигиец, вырвав Бруно из легкого оцепенения.

— Тебе объяснить, что такое шутка? — постарался усмехнуться Маэстро.

— Ты хочешь спросить. Спрашивай.

Маэстро потоптался у порога. Захотелось молча выйти из принципа и банального упрямства, однако Бруно сдержал этот порыв. Он всегда считал, что если что-то само идет в руки, не стоит воротить нос, а пользоваться моментом.

— Зачем ты убил того кабирца? — притворив дверь, тихо спросил Маэстро и слишком поздно осознал, что спросил совсем не то, что намеревался.

Собственная наглость и смелость несколько встревожили. Бруно твердо решил не лезть не в свое дело от греха подальше. А даже если бы и собирался, раньше он никогда бы не спросил вот так сразу и в лоб. Наверно, знакомство с новым приятелем, не разменивающимся на церемонии, все-таки оказало свое пагубное влияние. И пугающе быстро.

Однако у сигийца, похоже, сегодня была по плану ночь признаний.