— То есть все-таки обвиняешь, — ухмыльнулся ван Блед.

Ван Геер тяжело вздохнул, потирая пальцем бровь. Потом склонился к столу и тихо проговорил, глядя криоманту прямо в глаза:

— Если бы я тебя хоть подозревал, ван Блед, кусок твоего недожаренного мяса уже кормил бы червей. И тебя не спасли бы ни твои льдинки, ни дешевые фокусы старой дуры. Поверь, я немного опаснее какой-то сикухи, которая поимела тебя уже дважды. Помни об этом и постарайся больше не грубить старшим товарищам по партии. А теперь, товарищи магистры, — скупо улыбнулся ван Геер, откинувшись на спинку стула, — если вам больше нечего мне сообщить, я бы хотел заняться тем, для чего и прибыл в эту прекрасную ресторацию. В одиночестве, — добавил он, — чтобы заодно обдумать ваши донесения.

Ротерблиц неспешно допил вино. Сдернул с груди салфетку, бросил ее в тарелку.

— Хм, нет, — цокнул он языком. — Говорить нам, хм, больше не о чем, магистр.

— В таком случае, до встречи, — бросил ван Геер, теряя к собеседникам всякий интерес и уделяя все свое внимание подошедшему официанту с подносом. — За обед не переживайте — за счет партии.

Ротерблиц и ван Блед встали из-за стола. Франц уважительно склонил на прощание голову. Ван Блед, давясь бессильной злобой, едва сдерживался от желания поскорее убраться от ненавистного колдуна, но этикет не позволял.

— Ах да, чуть не забыл, — спохватился ван Геер, наблюдая, как официант раскладывает столовые приборы. — У Финстера был ученик, не помню его имя. Вам известно, что с ним стало?

— Единственное, что я о нем слышал, — выдавил из себя ван Блед, — его упекли за решетку. Если еще не казнили, должен сидеть в Тарак-Мутаби.

Ван Геер задумчиво кивнул и жестом разрешил младшим товарищам удалиться.

Уже на улице, когда двери «Пранзочены» закрылись, а пара ренегатов отошла на приличное расстояние, ван Блед позволил наконец-то дать волю чувствам.

— Пидор лысый! — прошипел он, сжимая кулак. Бледно-голубые глаза сверкнули льдом. На водной глади обычно спокойной Мезанг поднялась крутая волна и с яростью накатила на гранитную набережную, разлетевшись прохладными брызгами. Прогуливавшаяся вдоль барьера под ручку с кавалером барышня тонко пискнула и залилась звонким смехом, придерживая поля летней шляпки. Не растерявшийся кавалер заботливо и любовно отер брызги с белого личика своей пассии, привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы.

Ротерблиц достал из кармана темные очки, надел их на нос, поправил пальцем, взглянул на коллегу, криво ухмыляясь.

— Скажи, хм, магистр, вот как так? — весело спросил он. — Из нас двоих пиромант я, а психуешь ты. Неужели ты и впрямь стал такой истеричкой из-за какой-то, хм, бабы?

— Заткни пасть! — огрызнулся ван Блед.

— Хм, вот это твой любимый ответ на любой неудобный вопрос, — хмыкнул Ротерблиц, не прекращая ухмыляться.

— Я сказал: заткнись, — полушепотом процедил непривычно собранный и настороженный криомант. — Видишь? — он кивнул на набережную через дорогу, где у самого барьера стоял высокий человек в черном и открыто смотрел на них.

Ротерблиц осторожно глянул в указанную сторону и, заметив нахального наблюдателя, сощурил глаза, засиявшие сквозь темные стекла очков желтыми огоньками. Пиромант смотрел не больше секунды, прежде чем растерянно нахмурился и даже спустил очки на кончик носа, глядя поверх стекол.

А потом мимо проехала чья-то карета, под бодрое цоканье лошади о мостовую на несколько мгновений скрыв человека у барьера из виду. А когда карета укатила прочь, на набережной кроме обнимающейся и любующейся величием Аррианского Собора пары никого не было.

В пятом часу к парадной углового дома на пересечении Морской и Речной улиц подъехала запряженная парой породистых негальцев черная карета, из которой вышел солидный, дорого одетый пожилой мужчина с тростью. Он обращал на себя внимание, хотя богачи в этом районе были не такими уж и редкими гостями. Здесь жили известные на всю Анрию астрологи, предсказатели, прорицатели, провидцы, гадалки и прочие умельцы заглядывать за грань бытия и связываться с духами удачи, к услугам которых прибегает любой уважающий себя делец, не равнодушный к успеху предстоящей сделки. Этот же господин не производил впечатления, что ему требуется покровительство Ква-Бахати-Нзури или гороскоп на следующую неделю. К тому же, в угловом доме, построенном еще при кайзере Сигизмунде Пятом, обветшалом, сером, продуваемом всеми ветрами и за свою историю успевшем пережить несколько пожаров, не жили ни астрологи, ни гадалки, ни прорицатели. Здесь селились те, кто считал себя слишком богатым и гордым, чтобы делить угол с рабочими фабрик, но был слишком беден, чтобы проживать где-то еще.

Артур ван Геер вошел в парадную, не касаясь двери, — она не имела привычки закрываться, и это было хорошо, иначе пришлось бы просить какого-нибудь неравнодушного анрийца. Принюхался, брезгливо глянул на стену прямо за дверью. По разводам на растрескавшейся краске и сырым пятнам на каменном полу, а также характерной вони можно было сделать вывод, что каждый прохожий считал священным долгом облегчиться именно здесь, прежде чем отправиться по своим делам. Ван Геер сдержал циничную ухмылку.

Он поднялся по обшарпанной лестнице с ободранными перилами на четвертый этаж, остановился напротив видавшей виды двери в квартиру. Поправил белые перчатки и постучался навершием трости.