— Можно и без Шамрая. С ним разговор будет отдельный. Как вы смотрите, если мы сейчас наведаемся к нему?

— Не советую.

— Почему?

— Пьян, должно быть, если не явился на работу, а с пьяным какой разговор. Так что давайте уж вечером или завтра.

— Пусть будет так. Заранее вам благодарен.

— За что? Я сам больше вашего заинтересован, чтоб у меня в бригаде был порядок, а то уже гниль завелась. Настоящая гниль! И все по моей доброте сердечной. Ну, ничего, в другой раз наука будет.

В голосе Коротуна проскальзывали нотки раздражения, хотя он вел себя очень вежливо: вышел из бытовки, проводил Турчина до мотоцикла, обещал все сделать, что в его силах; поинтересовался, не будет ли еще каких указаний; попросил, чтобы быстрее решали дело, потому что он больше не может тянуть с увольнением Шамрая, уже и докладную начальству послал и все проклинал свое доброе сердце, которое, мол, одно во всем виновато.

— Теперь я уже научен... Теперь я не буду играть в кошки-мышки. И вообще, не хочу их видеть в бригаде, пусть хоть даже сам прокурор республики мне их навязывает. Сами видите, как получается: милиция, которая направила ко мне Краба, в стороне, а за то, что бригада разваливается, план горит, приходится отвечать мне. А тут еще и вы схватили меня за руку и держите...

Турчин молчал — ему нечего было сказать. Он сам убедился, что положение с дисциплиной на стройплощадке крайне плохое. Если не предпринять решительных мер, то бригада действительно развалится. Он также понимал, что во всем этом немалая вина бригадира: где-то недосмотрел, что-то упустил, может, и виноват его мягкий характер, хотя, правда, в последнее Турчин верил мало. Как-то ему случайно пришлось слышать, как Коротун за что-то пробирал своего монтажника.

— Чурбан ты неотесанный! — кричал бригадир. — Врезать бы тебе, чтоб искры посыпались, тогда знал бы, почем фунт лиха! А то видали франта: покемарить ему захотелось. Да если все так будут, плану труба! А потом сами пристанете с ножом к горлу: где премиальные? Так что смотри у меня: еще раз сачканешь — рога пообломаю!

Слушая тогда бригадира, Турчин думал: «Нет, не зря говорится, с кем поведешься, от того и наберешься».

Монтажники щеголяли блатными словечками, которых набрались, видимо, от Шамрая, а теперь и бригадир туда же.

Конечно, требовательность, хотя и выраженная в данном случае в хамской форме, сама по себе еще не говорит, что человек озлоблен, никого не любит и вместо сердца у него камень. Настоящий руководитель, как отец, и наказывает, и жалеет своих подчиненных. Может быть, и Коротун из таких начальников и доброты у него больше, а злость напускная. Об этом знают его подчиненные, поэтому и не слушаются, что хотят, то и делают.

— Надеюсь, все будет хорошо, — попробовал лейтенант утешить бригадира. — Думаю, порядок восстановится.

— Вашими бы устами да мед пить, — ответил Коротун и горько усмехнулся.

Когда мотоцикл тронулся, Турчин оглянулся на бригадира и неожиданно увидел в его глазах ничем не прикрытое раздражение. «Не потерпит он долго Шамрая», — подумал оперуполномоченный.

Когда Турчин передал разговор с бригадиром монтажников участковому инспектору лейтенанту Тарасюку, тот с минуту помолчал и заявил:

— Сгущает он краски.

— Как это?

— Не такая уж и распущенность в бригаде, как он изобразил. Есть, правда, двое парней — любителей выпить, но в основном народ работящий. Большинство по полторы нормы выполняет.

— А Шамрай?

— Я уже как-то докладывал: до недавних пор он был образцовым рабочим.

— Почему же так внезапно изменился?

— Не знаю, — пожал плечами Тарасюк.

— А вы все же попробуйте выяснить. Постарайтесь войти в контакт с его друзьями, квартирными хозяевами. И еще меня, как, должно быть, и вас, интересует: почему Коротун чернит свою бригаду?

— Я думал над этим...

— Ну, и к какому выводу пришли?

— Хочет побыстрее избавиться от Шамрая. Он, скажу вам, в последнее время и правда стал плохо влиять на бригаду. А Коротун воздействовать на него не может. Мне кажется, он даже боится его. Ну, а тут еще это подозрение. Если окажется, что Краб действительно обокрал кассы да еще втянул кого-то из монтажников, то репутация бригадира подмокнет. Вы же знаете, руководитель за все в ответе.

— В этом что-то есть, — задумчиво произнес Павел.

На следующий день Турчин убедился, что бригадир имел основания злиться и на Шамрая, и на милицию, которая направила Краба в бригаду, а теперь не разрешала уволить его. Один из монтажников, будучи навеселе, сорвался со стометровой башни и разбился насмерть. Оперуполномоченный сразу же хотел выехать на стройплощадку, но Кузьмин сказал, что там уже находится представитель милиции — участковый инспектор Тарасюк.

Вскоре следователь прокуратуры Скрипка пригласил Турчина вместе съездить на строящийся объект. Когда они вышли из машины и подошли к башне, неторопливо взвешивая каждое слово, Скрипка сказал: