— Я понимаю, что беру на себя ответственность, и готов...

— К чему, позвольте вас спросить? — перебил майор. — Что вам дадут хороший нагоняй?

— Я готов ко всему.

— «Он готов...» Видали такого умника! Ты что же думаешь, что только с тебя спросят? Это пятно на весь райотдел. Однако я такого поворота событий не допускаю, и не потому, что болею за честь мундира. У нас в руках факты, выдающие Шамрая с головой. В конце концов, откуда вы это взяли? Случайно, не с потолка? Простите, этот вопрос я должен был задать вам с самого начала.

Турчин принялся рассказывать о последствиях своего визита к людям, у которых снимал квартиру Шамрай. Кузьмин внимательно слушал лейтенанта. Когда тот кончил, он резко выпрямился, побарабанил пальцами по столу и неожиданно улыбнулся.

— Пустяки, — небрежно бросил он. — Признаться, я думал, что вы приведете более серьезные аргументы. — И, помолчав, произнес приказным тоном: — Выкиньте из головы все сомнения, они не имеют под собой реальной почвы. То, о чем вы рассказали, еще ничего не значит, особенно когда речь идет о Крабе.

— А история с Ганной? — возразил Турчин.

— Глупости!

Он видел, что майор не желает отказываться от своего мнения. Однако и Павел не собирался отступать.

— И все-таки я не согласен с вами. Мы допустили большую ошибку и ее надо, пока не поздно, исправлять.

— Оставьте! — опять начал сердиться Кузьмин. — Мне нужны факты, убедительные доказательства. Где они?

— Будут.

— Когда?

— Сейчас мне еще трудно сказать.

— Ах, трудно. Так что же вы морочите мне голову! Идите и занимайтесь делом, а не фантазерством.

Майор склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен. В тишине, воцарившейся в комнате, было отчетливо слышно, как, ударяясь об оконное стекло, надоедливо жужжит муха.

— Вы свободны, — не поднимая головы, бросил майор.

— Нет, я не могу так от вас уйти. Не имею морального права. Я настаиваю на немедленном освобождении Шамрая.

— Вы что? Вы думаете, о чем говорите?!

— Да, думаю. И повторяю: я настаиваю на немедленном освобождении Шамрая. Если вы этого не сделаете, я вынужден буду обратиться к прокурору.

Майор положил ручку, пронзил лейтенанта уничтожающим взглядом и ледяным тоном сказал:

— Вот как... Признаться, не ожидал такого от вас. Работник вы мыслящий, перспективный и вдруг... такое...

— Поймите же, я не могу иначе.

— Что ж, посмотрим, к чему приведет ваше фантазерство.

— Это не фантазерство.

— Хорошо, хорошо... Сколько вам надо времени, чтобы получить весомые факты?

— Как минимум, неделя.

В кабинете опять наступила тишина, нарушаемая жужжанием мухи. Майор, не глядя на оперуполномоченного, процедил:

— Даю вам ровно три дня. И если ничего не найдете, я отстраню вас от дела. Тогда можете жаловаться не только районному, а хоть областному прокурору. — В голосе Кузьмина звенел металл. И все же Турчин решил довести задуманное до конца:

— А как же с Шамраем?

— Все зависит от вас.

— Я просил бы...

— Я, кажется, высказался ясно, — вскипел майор. — Все зависит от вас.

В ПАЛАТЕ царили сумерки. В открытую форточку сочилась вечерняя прохлада и приглушенный уличный шум. Шамрай лежал с закрытыми глазами. На скрип двери он даже не повернул головы, на приветствие не ответил, и Павел подумал, что он спит, но, присмотревшись внимательнее, увидел, что веки чуть-чуть вздрагивают. Значит, он опять не желает разговаривать. Плохо. Оперуполномоченный еще немного постоял и громко сказал:

— Произошла неприятная ошибка. Вы действительно ни в чем не виноваты.

Лейтенант долго колебался, прежде чем решился на такой шаг и, решившись, обдумывал, с чего начать. Перебрал десятки вариантов, пока не остановился на этом. Надеялся, что такой поворот в следствии сначала ошарашит Шамрая, потом вызовет в нем бурную радость. Но ничего похожего не произошло. Шамрай повернул голову, безучастно посмотрел на лейтенанта и спокойно сказал:

— Я это знаю.

— Я понимаю ваше состояние, — продолжал Турчин. — Когда-нибудь, когда вся эта неприятная история кончится, вы сможете на меня пожаловаться. И я, конечно, буду отвечать. Но теперь... Теперь вы должны мне помочь.

Лицо Шамрая просветлело, хотя во взгляде все еще таилось недоверие.

— Шамрай, вы должны мне помочь, — настаивал оперуполномоченный, — и немедленно. Иначе дело очень усложняется.

— А мне, если хотите знать, все равно.

— Не надо так. Я разговаривал с хозяевами, у которых вы снимали комнату. И все знаю.

— Что именно?

— Все, Шамрай, все... Ганна очень милая и приятная женщина.

При этих словах Шамрай побледнел.

— Вы... Вы ее допрашивали?..

— Ну, что вы... Даже на глаза ей не показывался.