Выйдя из машины, Филип мгновенно окунулся в нестерпимый зной. Подошел к столику, присел напротив. Тело толстяка стало бронзовым от загара, только из-под рубахи выглядывало белое брюшко — то ли толстяк рубаху вообще не снимал, то ли сменная точно такой же длины. С тучной физиономии ручьем струился пот, заливая бульдожьи складки на щеках, вспыхивая на сивых щетинках, усеивавших каскад подбородков. Громадные зеркальные очки совершенно скрывали глаза. Толстяк поднес чашечку ко рту, и Филип увидел на безымянном пальце впившееся в плоть дешевое обручальное колечко. Попытался представить себе, какая же должна быть у него жена, но воображения не хватило. В другое время, с разрешения клиента, щелкнул бы такого колоритного типа; но сейчас не до того, есть дела и поважнее.

— Кофе хотите? — спросил толстяк, голос раздался из самых недр необъятной утробы. — С пылу, с жару…

— Нет уж, спасибо! — сказал Филип. Утер пот со лба тыльной стороной ладони. Кивнув в сторону аппарата, спросил: — Кока-кола есть?

— Лет сорок уже не работает, — ухмыльнувшись, сказал толстяк. — Я малому наподдал, который баллоны возил. Ишь, «жирным» меня обозвал!

— Да ну?

Толстяк кивнул.

— Двинул ему разок всего. В челюсть. Ну и сломал, видно. В придачу половину зубов своих выплюнул. С тех пор и след простыл. Ни его, ни кого другого не видать. Машина-то прокатная, — последнюю фразу он произнес безо всякого выражения.

— Моя? Прокатная.

— Вон на ней бирочка. Сразу видать. Турист, что ли?

— Да вроде того, — сказал Филип, не рискуя распространяться. Но все же решил позондировать: — Вот, решил проехаться по памятным местам. Ищу военную базу «Пик Штурман».

— Базу? Вы вроде молодой… Ее после войны прикрыли. После второй мировой.

— Я знаю… Мой отец там служил. Я в Рино заехал по делу и решил подскочить, поглядеть. Отец много интересного про службу рассказывал.

— Я у них механиком был, — сказал толстяк. — Там как раз и выучился своему ремеслу.

У Филипа душа ушла в пятки. Сейчас станет расспрашивать, кто отец, что да как…

— Ну а какие приходилось латать? — поспешил сам с вопросом Филип.

— Какие… TBF, «храбрецов», «диких кошек». Все, что перегоном летало. Твой старик небось из транспортников был?

— Угадал, — сказал Филип, вздыхая про себя с облегчением. Его познания в авиатехнике второй мировой войны практически сводились к нулю.

— Как зовут? Может, знал или слыхал…

— Смит! — выпалил Филип. — Боб Смит.

— У нас Смитов много было. Правда, с офицерами я не очень-то… все больше по грязной работе.

— А близко база? — поспешил Филип отвлечь толстяка от воспоминаний.

— Да недалеко, — ответил тот. Запалил окурком новую сигарету, глотнул кофе из чашечки. Осторожно поставил на стол, облизнул губы. — Езжай на север, еще километров двенадцать, и будет широкое шоссе направо. Старое, двести двадцать первое. Проедешь по нему километров двенадцать и увидишь впереди горы, между ними такие впадины. Поезжай прямо через горы, еще километров пять, а может, меньше. И будет тебе база. Только смысла нету.

— Почему это?

Толстяк провел ладонью по подбородку и шее, стряхнул с руки пот.

— Продали ее. Там какой-то учебный лагерь для всякой знати. Стрелять, управлять машиной учатся. Не думаю, чтоб посторонних близко пускали…

— Так хоть издалека взгляну. Там небось все по-новому…

— Не сказал бы. Я наведывался туда, когда эти вселялись. Помогал им проводку наладить, водопровод тоже. Как раз они там себе трек для езды оборудовали. А остальное почти все по-старому. Да! Они собак завели. Здоровых, доберманов. Специально, видно, обучают. У меня прямо поджилки затряслись. По две на цепи держат.

— Пожалуй, в таком случае мне точно лучше на территорию не соваться, — сказал Филип, изобразив трусоватую ухмылку. — А то заикой останешься… — Он поднялся, чтоб идти к машине. — Кстати, не знаете ли, где тут можно разжиться парой темных очков?

— Не-а! — протянул толстяк. — Кроме как у меня, больше негде. Классные, ага?

— Как раз то, что мне нужно, — подхватил, подыгрывая, Филип.

— За десять купил, — сказал толстяк.

— Я за такие бы все пятнадцать отдал!

— Не откажусь…

Филип вынул пачку долларов, отсчитал пятнадцать, выложил на стол. Толстяк стянул с носа очки, положил рядом с деньгами. Глаза у него никак не подходили к бульдожьей физиономии. Большие, светлые, радужка ярко-зеленая, переливчатая. Женские глаза. На одутловатом в складках лице такие красивые глаза казались каким-то непотребством…

Филип взял очки, сунул в тот же карман, где лежала свернутая схема базы «Пик Штурман».

— Спасибо!

Толстяк услужливо качнул головой.

— Приятно было познакомиться, — он улыбнулся, шаря глазами по лицу Филипа. — Как увидел, что подъезжаете, решил было, что вам ничего не сбудешь. Меня Харки зовут, на случай, если обратно той же дорогой поедете.