— Ты собираешься напоить меня, — хихикаю, скрыв лицо за рюмочкой.

— Зато мы уже перешли на «ты», — с улыбкой замечает, да и подмигивает мне. И когда он это делает, на щеках у него появляется едва заметная ямочка. На правой щеке. Я залипаю на него, на то, как он обхватив рюмочку, делает глоток. Как при этом дергается его кадык. Всё это он делает так красиво, так мужественно.

Опускаю глаза. Пытаюсь не думать о нем, пока цежу коньяк. Маленькими глотками. Но и это занятия не помогает мне отвлечься от мыслей о мужчине, который сидит рядом, в нескольких сантиметрах от меня. Просто нужно протянуть руку и можно коснуться его. Но нельзя!

И это слово красным цветом будто наяву перед глазами стоит.

— Так почему ты плакала? — его голос вырвал из мыслей.

— Я не плакала, — и подтверждая свои сова, покачала головой, натянув слабую улыбку. — Просто Даня, он так мило спал.

— Поэтому ты лила слезы? — подняв голову, я посмотрела на Медведя, отметим, что его брови подняты вверх, будто мужчина не верит мне и пытается сканировать мои мысли.

— Я не лила слезы, — легко возразила, выпить до конца коньяк не получилось, поэтому я просто поставила рюмочку на стол. — Я же женщина, — теперь моя улыбка вышла не натянутым, а скорее естественным. — А мы женщины склонны к сентиментальности.

Между нами неожиданно воцарилась тишина. Александр сканировал меня цепким взглядом, прокручивал в руке рюмочку с коньяком, и не сводил глаз от меня. Это нервировала, я не знала, куда деть руки. В особенности глаза, которые то и дело спешили в ответ просканировать его.

— Я могу уйти? Пора спать, уже время…

— Завтра ты нужна мне. Это будет мероприятия по юбилею одного знакомого. Он решил отметить праздник и пригласил своих бизнес партнеров и инвесторов. Ну ты сама знаешь, как это бывает, — сказал он небрежно, словно я уже согласилась, и мы уже не раз бывали вместе в таких местах.

— Зачем я тебе туда? — Александр в одном был прав. Давно пора было перейти на «ты», но моя чертова упрямство не позволяла мне перейти грань. Но раз уж завтра нам вместе выйти на свет.

Хотя я собиралась с ним снова поговорить насчет школы и моей работы в нем. Я хотела исхитриться и таким образом добиться компромисса между нами. Работа в школе для меня была важной. Придет время — и контракт между нами придет к своему логическому завершению. Я не буду нужна Даниилу, значит, и Волкову старшему тоже. А я не могла тогда вернуться ни к чему. Тогда меня ничего не ждало бы. А так я могу сохранить работу, и когда я уйду отсюда, мне будет куда пойти.

— Никаких вопросов.

Указательный палец Александра прижал к моим губам, призывая молчать. Затем его взгляд переместился на свой палец, большим пальцем он держался за мой подбородок. Его дыхание участилось, и время будто замерло, когда он надавил на губы, заставляя меня приоткрыть рот. Я почувствовала, как сморщились соски, пока не превратились в тугой комок, став чувственным и теперь был заметен через пижамные платья. И моя дурацкая привычка не надевать перед сном никаких белья, сейчас сыграл со мной злую шутку. Потому что взгляд Александра медленно ощупав меня, остановился на них. И теперь к этим ощущениям добавилось и жар на щеках.

— Если ты не готова выйти из этой комнаты только к завтрашнему утру, — сглотнув, начал он. Мой взгляд прикрепился в его чувственных губах. — То сейчас самый раз прервать меня. — А затем поднял голову, встретившись со мной глазами. — Я вижу, как действую тебя. Чувствую твой запах, знаю, как ты возбуждена, Таша. И у тебя есть десять секунд, чтобы покинуть комнату.

Его слова, как холодная вода. Я подскочила, как ужаленная, и пристыженная, опустив голову, помчалась к выходу. Прошла рядом с ним, всей изголодавшей женской душой только одно: чтобы он остановил меня. Чтобы принял решение за нас обоих, потому что я уже не знаю, где правильно, а где нет.

Александр

Она — не женщина. Она — ходячий секс. Фантазия здоровенного мужика. И мне нисколько не жаль, что случилось с её браком. Её бывший просто конченый пидорас.

Я уже давно перестал употреблять грубую лексику великого русского языка. Наверное, лет десять или больше. Но охарактеризовать этого маменькина сыночка по-другому не могу.

Таня не помнить меня. Я знал её до того, как в тот вечер, когда я только похоронив брата и его жену, решил встретиться со старым приятелем в том клубе, где встретил её. Она, пьяная и заплаканная, села ко мне в машину, перепутав с такси. И будь на её месте другая, я вышвырнул бы. Но в тот момент я был таким сломленным после потери Алексея, что решил украсть у судьбы эту женщину. Я не думал, что будет после, потому что задолбался думать.

Разве сука-судьба не задолжал мне мою женщину?

Я не думал после её преследовать. Для меня она была табу. Чужая жена. Чужая женщина. Но отчего-то засела в груди. Я только рассмеялся с себя, когда на следующий день она сбежала от меня, будто я была её худшим кошмаром. Думал, эта наваждения, одержимость ею перестанет меня преследовать, если хоть раз я с ней потрахаюсь. Затем с головой ушел на работу, ещё решая вопрос с опекунством. Вот тут пришлось попотеть. Каким бы богачом я ни был, но эти органы опеки были непреклонны.