– Я тебя не принуждаю, можешь отказаться...
– сказала она, опустив глаза.

– Разве я ненормальный, чтобы отказываться от жизни на ферме! Конечно, я согласен. Разреши мне взять с собой моего товарища. Хороший парень - Людвиг Бауэр. Третьего возьмешь по своему усмотрению.

– Да не нужен мне третий...
– ответила она, смеясь, потом сказала серьезным тоном: - Но день-два придется вам потерпеть. Наши бюрократы ни чуть не лучше немецких или русских. Тем более война... Нужно время, чтобы собрать на вас характеристики от лагерного начальства, согласовать вопрос с контрразведкой... Но я надеюсь на благоприятный исход для всех нас.

Прощаясь, мы пожали друг другу руки, задержав их единение на несколько большее время, чем требовалось для такой процедуры.

7

Как это ни странно, но нас с Людвигом выпустили на поруки. За нас ручалась Джейн Маккели. Ручалась своим честным именем. Мы поклялись на Библии, что оставим всякие попытки к побегу. Я уточнил: побега с фермы. Если меня переведут в другое место, клятва теряет силу. "Олл райт, - сказал старший констебль Сполдинг.
– Но все равно, парни, я за вами буду внимательно наблюдать, уж не взыщите. Война!"

Мои отношения с Джейн носили довольно двусмысленный характер. И мы оба это понимали. Где-то, может быть, в подсознании ей хотелось более тесного сближения со мной. То есть того, что англичане называют "To sleep together" ("спать вместе") - этот эвфемизм означает - заниматься любовью, причем более-менее регулярно. Мне, и без всякого "может быть", тоже хотелось этого. Но я отчетливо представлял себе, как она отреагирует на попытку такого сближение на уровне сознания. Даже без скидки на то, что женщина, с точки зрения мужчины, - существо противоречивое, алогичное. Лучше сказать, импульсивное. Причем, никогда не скажешь наверное, с какой стороны придет этот импульс. Так вот. При такой попытке с моей стороны, она может закричать, ударить меня, даже убить. Все это заставит ее делать заложенная с детства программа "порядочного поведения", где уважение к памяти покойному мужу стоит не на последнем месте. Такая же этическая программа работала и в моем мозгу. Чтобы исчезли все препятствия с нашей дороги к друг другу, нужно время. Время, чтобы я перестал быть здесь чужаком, более того - врагом. Время, чтобы в душе Джейн закрылась рана от потери мужа. Всему свое время. Коротко говоря, время объятий еще не наступило.

– Ты бы хотел здесь остаться?
– сказала Джейн и торопливо поправилась: - У нас в стране...

Был чудесный теплый день, может быть, из последних в этом году. Мы отдыхали на сене, сметанном в стог наполовину. Я кусал горьковатый кончик травинки, глядел в синее-синее небо. Я промолчал.

– Ты тоскуешь? Хочешь летать?
– она провожала глазами маленькое облачко, ползущее на запад.
– Говорят, летчик не может не летать. Иначе он затоскует и умрет, как птица в клетке. Это правда?

– У тебя бывает такое чувство, будто ты разрываешься на части?
– спросил я.
– Одна половинка души хочет одно, другая...

– Конечно. У меня теперь всегда такое состояние. Раньше я точно знала, чего хочу, раньше так все было просто, то есть, разумеется, не просто... но понятно. А теперь... Эта проклятая война когда-нибудь всех нас погубит... Скажи, как все сложится? Ведь ты все знаешь наперед.

– Будет большая война. Все страны втянутся в нее... И когда покажется, что спасения уже нет, наступит перелом. Фашистов разобьют, наступит мир. Страны запада восстанут из пепла как птица Феникс, обретут небывалое могущество... А та страна, чей вклад в войну будет едва ли не решающим, начнет потихоньку разлагаться, прогнивать, распадаться на части, чтобы в конце концов части эти обратились в прах...

– Судя по тону твоему, ты имеешь в виду свою страну?

– Я все пытаюсь понять, чем вы таким особенным отличаетесь от нас?

– Чтобы это понять, надо стать британцем.

– Ты хорошая женщина. Но я хочу домой.

– Я понимаю твои чувства и кое-что сделала для тебя в этом направлении... Я связалась с сослуживцем мужа Конрадом Чеширом, полковником авиации. У них не хватает пилотов, а ты хочешь летать... Ты осознал, что фашизм - зло...

– Глупенькая, я всегда это знал. Просто у меня были свои мотивы.

– А теперь?

– И теперь я за вас не буду воевать.

– Почему?

– Не знаю. То есть я, безусловно, за демократию, но это не значит, что я за вас буду воевать. Видишь ли, из правого легко сделаться неправым. А вот обратная дорога - ох, как трудна. Вы будите гордится своими успехами, и не без основания... Вам покажется, что вы всегда правы... И тогда вы понесете людям зло, даже сами того не замечая. Вот я против чего. Если мне предложат место пилота в английской эскадрильи, я приму предложение. Но вылет мой будет без возврата.

Она очень долго молчала. В душе ее происходила жестокая борьба, это отражалось на ее лице. Из битвы она вышла тяжело травмированной морально.

– Хорошо, я помогу тебе, - сказала Джейн, не до конца веря своим словам.
– Хотя мне не легко будет лгать. Если бы ты знал, какая для нас это мука. Извини, - спохватилась она, - для вас, разумеется, тоже... Просто ты поставлен в такие условия, что иначе нельзя...

– У нас сейчас уже, наверное, снег выпал... Знаешь, почему еще я хочу вернуться? Потому что я попал сюда не по своей воле. Человек не любит насилия. Вот если нам удастся усовершенствовать виртуальный шлем... Примешь гостя?