Пытаясь не столкнуться с прохожими и выскакивающими за поворотом машинами, пробираюсь по улице, теснясь со зданиями, лишь бы не задеть невинного представителя человеческой расы. Я могу довести до инфаркта, работа такая, но сейчас я бы воздержался.

Второй облик проводника означает, что меня могут коснуться, потрогать, ощупать, но в то же время, что я невидим для людей, это облегчает мне жизнь. Никто не слышит меня. Я как чистое стекло в воде, чёрная надпись на чёрном стенде, незначительная иголочка на ели из нескольких миллионов других. Но иногда так и хочется обратить на себя внимание в этом облике, ведь не каждый день увидишь, как из-за одной твоей маленькой оплошности страдает другой. И, как чёрная надпись, меня однажды прочитают; как стекло — вынут; как игла — выдернут. Я просто ещё одно необычное нечто, которое создал кто-то по счастливой случайности или чисто нарочито, и нам от этого ни холодно ни жарко, потому что не в силах подумать о другой жизни в неизвестном доселе теле.

И, находясь во втором облике, у меня нет элементарной возможности наткнуться на кого-либо. Может быть, случайный прохожий просто не обратит внимания на то, как к нему прикасается «воздух» или «ветерок». Однако мне не нравится сравнивать себя с каким-то воздухом. Абсурд какой-то! Я стою большего. Не нуждаюсь я в кислороде. Больно мне он сдался. И если клиенты замечают на мне нос, то это ради них же. Нельзя тревожить, открывать что-то новое людишкам, а иначе они смогут натворить целую телегу проблем: испугаются — попадут в психиатрическую больницу, расскажут друзьям — та же ситуация, не поверят — допустят огромное упущение, осмелятся заговорить со мной — поверят, что в мире есть поистине доброжелательные незнакомцы, знающие правила хорошего тона. И всё это за ничтожные две минуты, конечно, в зависимости от важности этого человека отдельно для меня.

И очень жаль, что доброжелательности и помощи ближнему становится всё меньше и меньше. По-моему, именно поэтому мир теряет былой окрас, ту изюминку, которая делает из человека гражданина. Жаль, я значу для мира не более чем сгущающиеся тучи. Пойдёт дождь, или начнётся гром, а жители не предпримут ничего, чтобы остановить явление природы.

И как в той ситуации, так и в этой я — мелочь.

Вижу, как мужчина пожилых лет выбирает более свободную тропу, чтобы выгулять свою собаку. Поводок он держит не очень-то крепко, что неудивительно, ведь питомец и не собирается сбегать. Возможно, на лице старика проявился намёк на улыбку. Он не спеша, шаг за шагом мерил границы тротуара. Вроде бы всё прекрасно, но мне в это просто-напросто не вериться. Я привык говорить хоть и недостаточно мудрые, но верные слова: подвох всегда и везде, без него никуда. И я снова оказался прав.

Мужчина, покопавшись в кармане, случайно обронил кошелёк. Сначала он растерянно огляделся по сторонам, стараясь терпеливым молчанием не тревожить куда-то вечно спешащих работающих, после заметно опустил плечи и решился всё-таки поднять кошелёк, что не давала ему сделать возмущённая остановкой собака. Он протянул свою худосочную руку вниз, напрягшись всем телом. У него не было опоры, например, трости, а мужчина не переставал силиться. На него обратил внимание мальчишка, что чуть было ни ринулся на помощь старику, как его утянула за собою мать, которая плевать хотела на всё и вся, лишь бы её ненаглядный сынишка не занимался благотворительностью.

В итоге мужчина грузно упал, натужно вставая обратно на ноги и подбирая кошелёк.

Никто не подошёл. Все лишь смотрели. Как и я, но на это у меня была важная причина, как бы убого это ни звучало.

Пока всё сравнительно хорошо, и идти мне осталось совсем мало.

А кстати, делаю поправочку. В Ниигате, по сравнению с другими городами Страны Восходящего Солнца, не так уж и много их, этих высоток. Я вижу в щёлке между длинной балкой фонаря и магазинчиком с большой красной вывеской много зелёного цвета. Где-то вдалеке его очень много, а ещё дальше чистый голубой. Вверху неровная полоска, обозначающая границы горы меж необъятным небом.

Я подрываюсь с места, ибо на меня чуть не вылился поток школьников, которые, как верные учащиеся, не пропускают шанса посетить храм знаний даже в воскресенье. Или же я перепутал, и они «по-тихому» возвращаются с ночной попойки.

Да, попойка. Одна шатается, парень, у которого помятые брюки, чуть не навернулся о тротуар, друзья и то приемлемо держатся. Хотя нет, тот, что слева, проверяет у горла пульс.

Так как сейчас утро, мне посчастливилось узреть много прохожих, и все оказались как на одно лицо. Но мне ли не знать, что случается с Японией, стоит солнцу опуститься. Это даже не начало. Тут происходит даже как и с самой Страной Восходящего Солнца: оно падает, предположительно красивая картинка безразличия и всеобщего послушания, ведения жизни — это всё затмевает, как оказывается, коллективное пьянство со своим начальником да проституция. Минутами ранее я смотрел на всех этих потерянных людей, выявлял их эмоции, издалека предугадывал, куда они повернут, где оступятся, и думал о том, что они люди подневольные.

Меня это не касается.

Сворачиваю в какой уже по счёту раз, пока не оказываюсь в тихом районе. Здесь намного меньше встретилось мною людей, однако Японией будто завладели оковы суеты и плотной тяжести, и невозможно оторвать это место, так же как и хорошо видневшиеся зелёные поля впереди, от общей массы.

Положив руку в карман жилетки и коснувшись находящегося внутри предмета, можно понять, стоя у одной из дверей, что клиент ждёт меня прямо внутри на пять этажей выше. Это моя, так скажем, эксклюзивная карта, единственная в своём роде. А что, даже у «ничего» припрятаны кое-какие тайны.

Чтобы войти в подъезд, нужно приложить ключ в пульт управления в выглядывающем из земли постаменте. Извините, но тут больше не ко мне. И я ждал на улице до того момента, пока из дома не вышла женщина, очень прилично одетая. Она тоже куда-то побежала, спешно копаясь в сумке. Я, конечно же, не упустил шанса и вошёл в подъезд, мельком взглянув на почтовые ящики да на излюбленные всеми жителями лифты. Это тоже не ко мне сейчас относится.

Дойдя всего-то до пятого этажа, я позволил себе постучать в дверь. Раньше я делал это под свой страх и риск, но к этому времени довольно привык, что люди тебе по-хорошему не откроют.