Именно благодаря такому воспитанию я поняла, как буду растить своих детей, какие хочу с ними отношения. Я хвалю их за все. Верю, что любовью и поддержкой испортить ребенка нельзя. Портят совершенно другие вещи: потакание всем капризам, полная безотказность в материальном плане, тогда как любовь и доброе слово, ощущение опоры, знание, что с ним все в порядке, может дать крылья.

С детства мне не хватало одобрения от родителей. Именно поэтому я с пятеркой по математике бежала первым делом к маме на работу, чтобы ее порадовать. Да и училась как будто не для интереса, а чтобы похвалили.

Знаю, что родители сожгли в печке мой дневник, когда я уже закончила учебу, – он не был дневником отличницы, там и тройки «позорные» проскакивали, и это в семье, где у всех были золотые медали и красные дипломы.

Все это переехало со мной во взрослую жизнь. Я искала одобрения других людей во всем, что бы ни делала, мне было необходимо, чтобы все заметили меня и похвалили. Тогда маленькая девочка внутри ликовала, хлопала в ладоши и была готова сворачивать горы.

Я выросла и поняла, почему так любила собирать грибы. Мамины глаза, полные восхищения, были высшим даром и настоящим чудом.

В этой жизни мы по большому счету одиноки: приходим одни и уйдем одни, вот никого не сможем взять за руку, уходя. И много ситуаций, с которыми мы должны справляться сами. Поддержка близких, теплые слова, объятия любимых – это все важно, но никто никогда не примерит твою кожу на себя. Именно в эти моменты как никогда важен внутренний голос: ты справишься, ты сможешь, ты победишь. Ведь голос этот – самый сильный, самый честный, верно?

И я уверена, внутренний голос говорит голосом наших родителей. Чем больше поддержки было в детстве, тем убедительнее и сильнее твой внутренний собеседник.

Знаете, раньше говорить о раке было стыдно и страшно. Словно это проказа, порок, от которого никому не спастись. В нашей семье никто не болел, но рак всегда приходит как гроза в ясный летний день.

Мне было шестнадцать, я уже переехала в Минск, чтобы учиться в колледже. Снимала комнату, много занималась, знакомилась с новыми людьми – словом, у меня начиналась настоящая взрослая независимая жизнь. Я ею наслаждалась и сама принимала решения. Как-то все очень складно крутилось и получалось.

Тот телефонный звонок не забуду никогда. Был совершенно обычный день, когда я увидела на экране: Аня. Звонила старшая сестра. Наверное, подумала я, чтобы рассказать о домашних делах.

– Надюш, тут такое дело, у мамы рак, – металлическим и придушенным голосом проговорила Аня.

– Как рак? Какой рак?

Глупые, несуразные вопросы посыпались один за другим. «Мама» и «болезнь» были несовместимыми понятиями для меня. Это ошибка, наверное, думала я.

Я хватала ртом воздух и не верила тому, что слышу.

– Рак чего, Аня?

– По-женски.

Это слово – «по-женски» – преследовало меня потом постоянно. Я много лет не знала, каким видом рака болела мама, строила в голове догадки, но не лезла к ней с расспросами.

Конечно, новость стала для шестнадцатилетней меня ударом, я была далеко от Новополоцка и терзалась, не зная, как помочь маме.

К счастью, рядом с ней всегда была моя сестра, которая все-все взяла на себя: походы к врачам и на анализы, обследования, восстановление после химиотерапии. Тогда мне казалось: даже лучше, что я не рядом, наверное, а то сошла бы с ума, видя, как маме плохо, что она переживает, как боится и тает на глазах.

Я слишком ранима, воспринимаю все близко к сердцу. Это и сейчас никуда не ушло, но я научилась с этим жить и принимать это достойно, а тогда юношеский максимализм и животный страх за маму измучили меня.

Всем было страшно. Мы не понимали, чего ждать, есть ли надежда. Друзья говорили: «Ты же понимаешь, что мама умрет? Ты должна быть готова к этому». А я, округлив глаза, спрашивала: «Да с чего вы это взяли?! У нее все будет хорошо!»

Правда в том, что я не знала, будет или нет. Прогнозов нам не давал никто.

Наступил Новый год, и мы все собрались в Новополоцке. Я боялась зайти в квартиру, увидеть маму, расплакаться, показать ей ужас в глазах. Наконец сделала глубокий вдох. Вошла.