Едва ли не чувство открытия заново: восточные традиции смогли показать западному миру, что нет ничего фаталистического, все постоянно растет – это эволюционный, развертывающийся процесс. Зачастую людям Запада такой взгляд кажется необычайно полезным и обнадеживающим. Не просто ждут они смерти, а видят некоторую надежду: есть намек на непрерывность, на то, что выпадет еще один шанс. Но, я считаю, все эти мнения, эти взгляды на перерождение, перевоплощение и карму очень простодушны. Помимо этого, нам еще и начинает казаться, будто можно себе позволить ошибки, поскольку наверняка же будет другой шанс. Мы вернемся и тогда, вероятно, управимся лучше. Само понятие о перерождении зачастую спасительно для тех, кто боится умирать. Они больше не боятся смерти, а если и боятся, то стараются размышлять о перерождении, и тем спасаются. На мой взгляд, такой взгляд на ситуацию не всеобъемлющ.

Фаталистическое свойство жизни и смерти зависит от текущей ситуации. Важна текущая ситуация – вот в чем все дело, вот что значимо. Продолжитесь вы или нет, вы – то, что вы есть сейчас. И у вас в жизни есть шесть разновидностей психологических отсечек, или же переживаний бардо. Мы поговорим подробнее, если все это не покажется вам чрезмерно громоздким интеллектуальным допущением. Возможно, вы спросите: «Стоит ли рассуждать об этих шести вариантах бардо? Может, лучше просто сесть да помедитировать и выбросить из головы эту белиберду?» Легко сказать, да не просто сделать. Начнем с того, что, когда мы садимся медитировать, все эти накопления и проявляются. Они возникают с ходом мыслей постоянно. Рассуждения, доводы, самоотрицание – проявляются всевозможные мысли. Поэтому и кажется важным что-то о них понимать. Иначе говоря, из этих мыслей можно извлекать пользу, а не пыжиться, изображая отличника, и пытаться их подавить, будто они вам больше ни к чему – или вы им больше ни к чему.

Это хорошо – применять размышляющий ум. Вот почему необычайно важно изучать письменные наставления и погружаться в дисциплину или практиковать. Таков наш способ применять этот живой материал. Все постоянно всплывает и случается, пытаемся ли мы себя угомонить или нет. А значит, пускать эти мыслительные процессы в дело обучения совершенно необходимо, хорошо, полезно и важно – лишь бы только не развилась у вас «золотая лихорадка», то есть лишь бы вы не уверовали, будто отыскали некий довод, некую логику, которые будоражат вас так, что остаток жизни проведете, все время что-то доказывая, пытаясь подтверждать что-то логически. Если такое начинает происходить, это значит, что за рассудком нет должного присмотра. В нем начинает проявляться свойство саморазрушения, как при золотой лихорадке: вы постоянно готовы жертвовать своей жизнью ради золота, золота, золота и в итоге сами себя уничтожаете. То же самое происходит, если вы пытаетесь отыскать что-то – доказать чисто рассудочно – за пределами обычных умственных процессов. Обычный уровень умственных процессов преобразуется в нечто более ревностное. Способность задействовать мыслительный процесс и до чего-то додуматься – это дельно, однако сверх этой дельности вы начинаете улавливать смутный намек на удовлетворение – для начала самую малость, но оно начинает расти, расти, расти и расти. Затягивает и становится саморазрушительным.

В этом, похоже, и состоит ограничение. Хорошо, если опыт человека, его открытия и рассудочные постижения совпадают одновременно, словно складывается головоломка. Это вовсе не значит, что вам необходимо абсолютно понимать или же полностью владеть всем этим. Но достаточно даже проблеска понимания ситуации – и можно действовать в согласии с ней, не упиваясь этим опытом как неким открытием чего-то захватывающего. И я в любом случае надеюсь в этой жизни, работая с людьми Запада, предложить все доступные наставления, которые изучали, практиковали и переживали на своем опыте в Тибете и не только. Я более чем уверен, что люди Запада способны усвоить их, если не слишком торопиться и не подцепить на полпути золотую лихорадку. Это было бы прискорбно.

Не сомневаюсь, что подобное обучение, подобное освоение предполагает, что придется пожертвовать интеллектом, если он выходит из этих рамок и начинает упиваться интеллектуализацией. Пожертвовать придется и эмоциональным импульсивным желанием преувеличивать, какое возникает, если прислушиваться к собственным основным неврозам и пытаться толковать их как открытия. Это еще одна трудность. Видите ли, есть две крайности: одна – потакать своему интеллектуальному восприятию и интеллектуальному поиску, другая – утверждать свое состояние ума в понятиях учения, используя эго на его импульсивном, инстинктивном уровне как прикрытие. Обе эти крайности у некоторых людей сопутствуют друг другу, или же может оказаться так, что какой-то одной у кого-то больше, а у кого-то меньше. Может быть и так, и эдак.

Наша задача не только в том, чтобы спастись самим, – будь вам девяносто девять лет или десять, разницы никакой. Задача – увидеть нашу ситуацию совместно с ситуацией наших собратьев-людей. Работая над собой, мы постоянно работаем и с другими. Только так можно развиваться – и только так можно соотноситься с шестью переживаниями бардо. Если сопоставить наш опыт с бардо сновидений, с бардо между рождением и смертью, с бардо предсмертного опыта или с бардо эмоций, все они мощнейше связаны с нашей проекцией внешнего мира. Другие люди, одушевленные и неодушевленные предметы, зримый мир явлений тоже играют большую и важную роль. Но если мы не готовы сдаться, уступить и поучиться у этих ситуаций, тогда наши заготовки знания – из письменных ли наставлений мы их взяли или обрели под постоянным пристальным наблюдением нашего наставника – бесполезны. Важности в них очень немного.

Думаю, сказал я достаточно. Столько вступительных слов – тот еще подарок. На этом семинаре многие из нас – да все, вообще-то, – оказались каждый в силу своих убеждений. Эти личные убеждения необычайно значимы. Мы не росли в буддистских семьях, наши родители не платили за нас и не загоняли нас сюда. Все здесь основывается на личных устремлениях. Мы свободные люди, у нас есть право пользоваться своей свободой и своими озарениями себе во благо, а также чтобы делиться и общаться с другими как можно более сострадательно и открыто. Вероятно, стоит дать некоторое время на вопросы.

УЧЕНИК / УЧЕНИЦА [2] : Вы сказали, что человеку не следует пытаться спасать одного себя, а затем употребили понятие «проекция». Однако в другой беседе вы говорили, что для общения необходимо уважать бытие другого человека. Это же больше, чем проекция, верно? Это признание.

ТРУНГПА РИНПОЧЕ [3] : Видите ли, это очень интересное замечание. На самом деле, сказать вам по правде, никто не знает наверняка, стопроцентно ли это проекция или только отчасти. В некоторой мере все существует независимо от вас, вне вас, и вы сами существуете независимо от всего остального. Но иногда вам бывает нужна внешняя помощь, чтобы утвердиться. Если вы толстый, кто-то скажет вам, что вы толстый, потому что этот кто-то худее вас. Без сравнения с ними вы б не узнали, что вы такое, потому что у вас не имелось бы подхода к себе. И с такой точки зрения это можно было бы назвать проекцией. Но проекция в этом случае не обязательно означает в чистом виде вашу галлюцинацию: внешние предметы действительно существуют как таковые. Но говорить так очень опасно.